[mai4ionok]

БЕЗ СЛОВ…

В прошлом школа всегда занимала для меня особое место и была также одной из причин, почему я однажды нашёл путь к музыке. Я могу ещё о многом вспомнить и вижу урывками образы моего окружения в начальной школе и многие другие моменты перед внутренним взором.

Я вспоминаю, что у меня было счастливое детство и мне, по сути, не на что жаловаться.

(читать дальше...)

У меня было много друзей и любящие родители, которые планировали свою жизнь так, чтобы их дети были счастливы и довольны. Я могу точно припомнить своё обучение и многие имена с тех пор ещё остались в моей памяти. Они постоянно мелькают перед моим мысленным взглядом, и я вижу соответствующие лица моих бывших одноклассников. Школа всегда доставляла мне радость. По крайне мере поначалу было так. Я всегда с удовольствием ходил туда и никогда особенно не имел ничего против.

Так было в первые годы обучения в начальной школе, когда всё шло нормально. У меня нет каких-то исключительных воспоминаний об этом времени. Разумеется, я думаю, во время моей учёбы в начальной школе произошло нечто такое, что, с нынешней точки зрения, послужило причиной того, что мой путь однажды привёл к освоению игры на музыкальном инструменте.

Точно помню, что я в один прекрасный день пришёл из школы домой и едва смог говорить. Я ограничил себя до коротких предложений, стал нерешителен и замкнут. Я терпеть не мог, когда кто-то другой на меня смотрел и задавал вопросы или хотел заговорить со мной. В ответ на это я всегда опускал глаза и ничего не отвечал.

Когда точно это началось, я и сегодня не могу сказать. И причину этого даже сейчас не знаю. Разумеется, моя жизнь в тот момент изменилась решающим образом. А именно - всё то, что касалось школьных дел и общения с другими людьми. К тому времени я всё больше удалялся от своего окружения. И с того момента мои результаты в школе стали ухудшаться. Особенно там, где нужна была устная работа. Практически она для меня теперь не существовала, поскольку я больше ничего не говорил. Я просто больше не мог выносить взгляды других людей, и страх сделать что-то неправильно рос во мне день ото дня.

Думаю, родителям тогда приходилось выслушивать целые арии с предположениями о том, почему я перестал говорить. Я прекрасно помню, как меня водили к бесчисленным психологам и пускали в ход все средства, чтоб только снять мою речевую блокаду и вернуть уверенность. Мама оставляла маленькие записки в моей сумке, приклеивала их на книги и буквально на всё, что меня окружало. И там всегда было написано «Ты справишься» или «Не бойся». Эти весточки мне тогда очень помогали. Я знал, что я не один. И всё же проблему они не решили.

Естественно, и родители тогда тоже сомневались в самих себе и старались найти причину или решение. Что я тогда по этому поводу думал - я сейчас не могу понять. Я просто искал себе хобби и прочие занятия, при которых мне не пришлось бы говорить.

Спорт – это первое, что я для себя открыл в этой ситуации. Для этого мне не нужно было разговаривать, и я быстро заметил, что я могу быть таким же, как и все остальные, и получил, благодаря хорошим результатам, уважение и внимание других детей и даже учителей. Таким же образом я начал рисовать. Я проводил вторую половину дня, просто занимаясь рисунками и карикатурами. Собственно, занимался теми вещами, при которых не нужно было разговаривать, и никто на меня при этом не смотрел. Этим я тогда и был счастлив.

Вне школы я ничем другим не занимался. Я проводил бесконечные вечера один дома и занимался только своими рисунками. К тому же я открыл для себя радость игры в настольный теннис. Мой отец тогда занимался спортом в клубе, куда потом и меня записал. Друзей у меня тогда было немного. Строго говоря, был только один друг, который принимал меня таким, какой я был.

В последующие годы я учился жить с тем, какой я есть. В принципе, я был тихим ребёнком и мои замкнутость, немногословность и страх взглянуть другим в глаза были для меня нормой. Когда я пишу эти строки, меня самого шокирует эта точка зрения, что-то подобное воспринимать нормальным. Думаю, тогда я просто свыкся с тем, как обстояли дела. Когда-нибудь человек попросту устаёт постоянно искать причины, почему всё именно так, какие оно есть, или меняться только для того, чтобы другие воспринимали его нормальным.

С сегодняшней точки зрения я могу объяснить это только следующим образом. Я попросту не знал ничего другого и, несмотря на обстоятельства, был счастливым ребёнком. У меня были свои увлечения и очень хороший друг, который меня принимал таким, каким я тогда был.

Это совсем неправильно, будто бы человек, который заикается, не знает, что он, собственно, хотел бы сказать. Совсем наоборот! Чем дальше этот недостаток распространялся в моей жизни, тем сильнее я убеждался, что нужно заранее тщательно продумать то, что я хотел бы выразить. Пока дети в моём возрасте, вероятно, трещали напропалую, я пытался в течение времени прямо-таки планомерно заранее готовиться, - чтобы потом снова потерпеть поражение на каком-нибудь слове или слоге.

Худшее, что может случиться с заикой в такие моменты – это попытка собеседника из добрых побуждений подсказать нужное слово. Эти люди не знают, что заике не нужен суфлёр. Эти опрометчивые попытки подстраховать были скорее унизительны и приводили к тому, что впредь лучше было несколько раз подумать, хочешь ли вообще что-то сказать.

Были в школе и некоторые учителя, которые не столь осмотрительно обходились с моим нарушением, чем того можно было бы желать. Очень часто они нетерпеливо реагировали на мою речевую проблему, - возможно, придерживались мнения, что моё заикание могло указывать скорее на отсутствие знаний – и отворачивались в раздражении к другому ученику. Ужасный процесс.

Также и у меня дома пытались что-то предпринять против моих речевых нарушений. Мои родители пришли к мнению, что с помощью регулярного чтения вслух я мог бы обрести больше уверенности при говорении. Только это сработало с точностью до наоборот: до этого момента я считал родительский дом неким оазисом, где нет никакого давления строгости и большого напряжения, а теперь я вынужден был и здесь изо дня в день демонстрировать достижения, к которым я, очевидно, был совсем не готов.

Вывод был пугающим, но, в конечном счёте, совершенно ясным: теперь я без особой радости возвращался домой.

И что до сих пор никто не в состоянии полностью объяснить, так это факт, что я во все эти годы до определенных моментов времени не имел речевых проблем. И это всегда происходило в отпуск. Мальчик, который день за днём заикается, начинает вдруг говорить разом бегло и без проблем – но только на пару дней или недель. Как только начинались школьные каникулы, и мы всей семьёй уезжали в отпуск, заикание моментально прекращалось. Как будто школьные будни отпускали меня из своей смирительной рубашки. И с этой свободой, которая, к сожалению, всегда длилась очень недолго, исчезали все мои проблемы и блокады. До следующего школьного дня…

Компенсация, которую я искал в спорте, казалась прекрасным решением. Тот, кого выбрали первым в сборной по футболу, мог не бояться насмешки. Даже если он заикается. Так уж просто были связаны детские общественные иерархии. Моя стратегия на удивление хорошо подошла, и так уже очень рано развился один лейтмотив, который, собственно, и до сегодняшнего дня очень влиял на меня и наложил свой отпечаток: ты просто должен быть лучше тех, кто тебя высмеивает!

Тем не менее, моя жизнь в те годы находилась под влиянием речевого нарушения. Я должен был ходить к логопедам, приходить на группы логотерапии, где меня иногда посещало чувство, что милостивый Господь всё-таки желал мне добра, поскольку там были такие дети, с которыми он явно обошёлся хуже. Днём после школы я регулярно ссорился с мамой, потому что не хотел читать вслух, и давление, которое привело меня к заиканию, только увеличивалось.

Я отчетливо вижу себя сидящим за кухонным столом. Передо мной лежала открытая книга с упражнениями, а мама, вероятно, ненадолго отлучилась за покупками. Моё отчаяние было до того велико, что я, маленький мальчик, тогда серьёзно размышлял, как было бы хорошо, если бы я в тот момент поранился ножом. Ответ был заманчив: мне не пришлось бы больше читать…
Но я этого не сделал. Я продолжил молча страдать и смирился с этим.

Также в спорте, - в некоторой степени моём языке-заменителе – появился первый разлад. В то время, как мой брат весьма многообещающе играл в настольный теннис в спортивном клубе, у меня в этом виде спорта успехи либо вообще не случались, либо наступали очень вяло. Я тренировался, будто одержимый, у нас на чердаке – у нас даже была тогда своего рода машина для метания мячиков, которая целыми днями подавала мне мячи для подачи с правой и левой руки, но я всё равно не стал играть так хорошо, как мне этого хотелось бы – и так, как привык отец после игры моего старшего брата. Это снова заставляло отца от раза к разу терять терпение, поскольку он просто не мог понять, почему я учился не так быстро, как брат.

И тогда он снова проник в моё защищенное пространство дома: гнёт необходимости достижения успехов! Спорт, с которым я мог утвердиться на улице и в школе, дома мне совсем не помогал. Там я тщетно стремился найти что-то, что заставило бы других уважать меня. И так я в один прекрасный день попросту освободился. Я сломал свою ракетку и закричал миру, что больше никогда не стану играть в настольный теннис. Мне хотелось похвалы и одобрения – но я не получил ни того, ни другого. И могло бы пойти ещё хуже…

© Источник