Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

СМИРНО!

Но это значило, что нужно сначала подождать. Хотя я уже прошёл осмотр и был признан годным, но я был явно слишком юн для того, чтобы приступить к своей новой работе в бундесвере. Нужно было ещё девять месяцев потерпеть, что означало только одно –

(читать дальше...)

я эти девять месяцев буду, в известной степени, безработным. А поскольку в тот момент родители не торопили меня с поиском работы, и в нашем доме и речи не шло о том, чтоб дети наравне со всеми сдавали деньги, то все месяцы до призыва я проводил в своей музыкальной подвальной студии. Или просто катался на роллере по окрестностям и встречался с друзьями.

Тот факт, что мы, дети, всегда были полностью защищены родителями, не давал нам повода подумать о том, что средства к жизни в доме могли чего-то стоить. В доме всегда всё было, там всегда было чисто, всегда можно было поесть и одежда была постирана. Рай – до тех пор, пока однажды не приходится его покинуть и прийти к осознанию, что не всё в жизни является само собой разумеющимся.

И уже в скором времени это должно было произойти, так как в один прекрасный день меня наконец-то призвали. А поскольку в окружном военкомате я записался на должность санитара при военной авиации, то моя подготовка сразу началась далеко от дома – в Вюрцбурге. И хотя, благодаря моему самостоятельному решению бросить обучение и самовольно пойти служить в бундесвер, я и чувствовал себя взрослым и сильным, но когда я один вдали от родительского дома стоял перед весьма прозаическими воротами в казарму, я неожиданно снова почувствовал себя очень маленьким. И одиноким…

Я думаю, что этот шаг – делать, в конце концов, то, что мне хотелось, - был одним из самых важных решений в моей жизни. Это был шаг, требующий больших усилий, чем просто посвятить себя тому, чего от тебя ждали другие. И передо мной постоянно была опасность потерпеть неудачу в своих намерениях, признав тем самым правоту всех, кто меня от этого отговаривал.

Сегодня я знаю, что это было правильно. Когда я пишу эти строки, я очень счастлив ещё и тому, что тогда родители просто позволили мне действовать самому и что они – даже если они делали это нехотя – даже при таком решении всё равно поддержали меня и не позволили мне покинуть дом с плохими воспоминаниями.

Я хорошо помню свой первый день в бундесвере. Вокруг многочисленные товарищи по несчастью, которые и толком-то не знали, чего им стоит ожидать. В большинстве своём те, которые, в конечном счёте, оказались здесь не по своей воле – их призвали, поскольку на медосмотре не удалось откосить. И чудаки вроде меня, которые добровольно обязались прослужить четыре года. Но общим почти для всех было одно: каждый в какой-то мере испытывал опасения и едва ли действительно горел желанием познакомиться с предстоящей муштрой.

И хотя я был контрактником, но поначалу, естественно, должен был пройти так называемую строевую подготовку вместе с военнообязанными. Следовательно, можно себе представить, с каким непониманием военнообязанные смотрели на нас, солдат-контрактников. Мне, между тем, оставалось только надеяться, что, может, после трёх месяцев строевой подготовки меня переведут как можно ближе к родному городу, и я снова смогу жить дома. С этим наивным представлением, которое я себе придумал, все эти четыре года службы в бундесвере состояли, как я вообразил, только из трёх месяцев строевой подготовки. А об остальных 45 месяцах я как-то и не подумал. Эта поразительная наивность до сих пор вызывает у меня лёгкую улыбку.

Собственно, с самого первого дня в казарме стоял исключительно крик, а вся подготовка, по большей части, была тупой и направленной только на то, чтоб мучить молодых новобранцев – в конце концов, царила холодная война, и, как говорили, русские в любой день могли вступить в Германию. Но ежемесячно платили 1700 марок – для почти 18-летнего парня сумма просто немыслимая, зато позволяющая значительно легче перенести всё окружающее. Выдающееся денежное возмещение за принесённые неудобства. Я ещё ничего не умел, но уже много зарабатывал. Именно так, как я когда-то хотел и всегда представлял себе.

Нас поселили в комнатах с шестью новобранцами. В нашей комнате я был самым молодым, что, впрочем, неудивительно: кто, в конце концов, окажется настолько чокнутым, чтоб в 18 лет добровольно записаться на службу в бундесвере? Вопрос, который мне постоянно задавали мои соседи по комнате. Из шести новобранцев все – кроме меня – были в возрасте от 20 до 30 лет. По сути дела, все – уже состоявшиеся мужчины, которые получили образование и нашли своё место в жизни. И среди них – я, желторотый птенец, который добровольно пошёл служить по контракту.

И так потихоньку налаживалась жизнь в бундесвере. В течение недели по плану была строевая подготовка, на выходных я уезжал домой и занимался музыкой. Мой девиз при этом был прост, но эффективен: лишь бы не обращать на себя внимания, а спокойно и незаметно плыть по течению и ждать, пока не закончится строевая подготовка. И честно получать свой заработок и старательно его откладывать.

Я и сегодня не могу понять, почему в бундесвере ношение униформы принципиально должно было идти бок о бок со свирепым выражением лица, плохим настроением и громкими криками. Даже повседневное «Доброе утро» звучало так, словно человек совершил что-то страшное. Может быть, причина всего этого крылась в невероятно скверной еде – я не знаю, но я и поныне удивляюсь этому странному миру армии.

Как раз молодые ребята вроде меня, которых, в какой-то мере, буквально оторвали и переместили от домашнего очага в государственные казармы, попросту не могли понять, почему еда должна была быть до того отвратительна на вкус. В меню всё выглядело вполне сносно, а в действительности лежащее в тарелке нечто малость напоминало дохлую птицу прямо с улицы. И по пятницам на очереди был кулинарный шедевр всего недельного меню: мясной салат. Всё остальное, что подавалось на неделе, было без разбора свалено в одну кучу и пару раз перемешано. Мне тогда очень хотелось регулярно отправлять через курьера порцию-другую непосредственно в ответственное за это министерство обороны!

Во время моей службы в Вюрцбурге через пару недель произошёл удивительный случай, который повлиял на меня сильнее, чем я тогда мог догадываться. Со своего первого заработка я купил себе новый синтезатор, который я затем забрал с собой в казарму, чтоб иметь возможность в свободное время немного позаниматься музыкой. Как-то вечером мы уселись втроём – я за синтезатор, ещё двое барабанили руками по перевернутым вёдрам для мусора – и устроили маленький, правда, очень громкий джем-сейшн.

Должно быть, это было действительно слишком громко, поскольку неожиданно разъяренный штабс-унтер-офицер, которого мы все побаивались, распахнул дверь с явным намерением задать нам изрядную трепку. Но тут он испуганно остановился и в изумлении уставился на нас. И вдруг на его суровом красном лице появилась понимающая улыбка: «Это ведь здорово! Вы сами музыку сочиняете?».

Он пошёл обратно к дверям, затем ещё раз повернулся к нам и скомандовал: «Продолжайте!».

С этих пор тот унтер-офицер относился к нам намного снисходительнее – и я был изумлён. С нашей музыкой мы добились уважения к себе. Уважение и признание, которое я до этого едва ли считал возможным. Моя музыка действительно могла чего-то добиться – даже если это было только поразительный перелом в настроении одного из вечно угрюмых солдат…

Так быстро прошли недели и месяцы, и настал день принятия присяги, которой и должно было закончиться наше обучение. Вся церемония немного напоминала мне старые кинохроники – с той лишь разницей, что я сам был посреди неё. Маршевая музыка слева, маршевая музыка справа и даже на суровых лицах руководящего состава появилось что-то человеческое. Удивительное и в то же время страшное мероприятие.

На следующий день я узнал, что меня действительно переведут в окрестности моего родного города. Всё шло именно так, как я себе всегда и представлял. Не описать, что было бы, если б мои расчёты не оправдались. И всё-таки для этого потребовалась определённая доля удачи.

Мне оставалась последняя ночёвка в вюрцбургской казарме, но мне нужно было уладить ещё одно дело. В моей комнате жили ещё два новобранца – пара отменно накаченных бодибилдеров, которые за прошедшие недели постоянно терроризировали нашу комнату. И все эти недели мы провели за тем, что чистили или убирали за обоих всё мыслимое и немыслимое – из страха перед репрессиями. И поскольку обоим всегда было что-то не по нраву, я со своими товарищами по комнате постоянно были под угрозами или какими-то штрафными наказаниями от двух самодовольных здоровяков.

И этот дисбаланс, в конце концов, надо было ликвидировать. Я решил, что возвращение на родину следующим утром не должно принести обоим много удовольствия. Ну а поскольку я знал, что их переведут в другую часть Германии, то был уверен, что больше никогда их не увижу.

Я остановил свой выбор на старой доброй мази «Финалгон». Это лекарство было сделано на экстракте пиявки и нестерпимо жгло, едва только касаясь кожи. Я сам как-то намазал ей вывихнутую лодыжку и потому знал, насколько хорошо она прогревает. При этом в упаковочном листе было написано, что мазь ни в коем случае нельзя применять в области половых органов и заднего прохода, поскольку это могло привести к весьма болезненным побочным действиям.

Для меня это был решающий пункт. Когда обе гориллы наконец-то уснули, я вытащил их всегда лежащие сверху кальсоны из шкафа и щедро намазал швы в районе промежности мазью. Затем и сам лёг спать. На праздничной церемонии увольнения командующим оба этих господина, к сожалению, почувствовали недомогание. Очевидно, утро они провели в санитарной части и это, должно быть, помешало им попрощаться со своими товарищами по комнате. Досадно, но этих суператлетов я больше никогда не видел. Сейчас, когда я записываю эту историю, меня тревожит что-то вроде угрызения совести. Ну, разве что совсем чуть-чуть…

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

verboten

Ехала сейчас на общественной маршрутке, у водилы стоит табличка:

"Автомобиль
не телефонная бутка (именно так!))
Разговаривать строго запрещено!!"

С удовольствием нарушала)

@темы: lytdybr

---

Самый полезный завтрак для доброго утра

@темы: lytdybr

---

В ИЗВЕСТНЯКОВОЙ ШАХТЕ

Это удивительно. Мне, кажется, было 16 лет – точнее я не могу сказать. И я увидел этот сон. Однажды ночью. Я вижу, как поднимаюсь по лестнице. У меня на плечах длинная чёрная накидка. Вот лестница заканчивается – и я стою на сцене. И вижу огромное море огней. Это были люди, которые держали в руках зажигалки и смотрели, как я пою песню. Высоким голосом…

И затем я проснулся.

(читать дальше...)

Мне приснилось, что я музыкант, стою на сцене и пою. И то, что я увидел, было замечательно. Это было прекрасное чувство – быть музыкантом. Стоять на сцене, петь, а люди там, внизу, слушают. И самое важное: им нравится то, что я делаю, и они держат в воздухе горящие зажигалки. Только сон, да. Но именно этого я и хотел: быть музыкантом…

Моё обучение на зубного техника началось в одно прекрасное утро понедельника. Школу я закончил с хорошими оценками, и теперь мне нужно было стать благоразумным человеком. Зубным техником. Как мой брат. Порядочная, надёжная профессия – никаких мечтаний, никаких фантазий. Что-то солидное и постоянное в зуботехнической лаборатории с хорошей репутацией. Больше никакого витания в облаках!

Отец разыскал для меня это место обучения, и всё шло очень просто. Каждое утро он подвозил меня туда по пути на свою работу, высаживал, а вечером снова забирал домой. Впервые спустя многие годы у нас снова было что-то общее. По крайней мере, в машине. После того, как я бросил настольный теннис, у нас с отцом почти и не осталось общих точек соприкосновения. Он жил в своём мире, а я в своём.

Свою мечту о музыке я тем временем забросил. Я был расстроен и в то же время чувствовал небольшое облегчение. То, что я всегда представлял себе и о чём грезил, было невыполнимо. Давление, которое, в конечном счёте, оказывали на меня мечты, исчезло. Мне нужно было освоить гражданскую профессию, а музыка должна была остаться увлечением. Не меньше, но и не больше.

Возможно, работа зубным техником была бы для меня оптимальным вариантом в этой ситуации. Профессия, которая фактически не требовала общения с людьми. Работа, на которой едва ли нужно было говорить. Каждый сидел на своём рабочем месте и работал со своим объектом, а поскольку я всегда был искусен в ручных ремёслах и долгие годы много рисовал, то обладал и вполне определённым талантом для этой профессии. Заместитель ректора школы вероятно оказался прав… По меньшей мере, он одержал верх.

По сути, я так и не смог смириться с его словами. Вплоть до сегодняшнего дня. В те моменты, когда я сомневаюсь в себе, - я и сегодня слышу этот голос. Собственно, он всегда остаётся моим демоном, который до сих пор со мной, и постоянно пытается всё свести на нет. Он всегда здесь, когда мне нужно принять решение или когда я должен пойти на риск. Я и сейчас не знаю, хорошо это или плохо. Знаю только, что он всегда во мне.

И как всегда – я повиновался «совету» заместителя ректора, и все были довольны. Вплоть до одного…

Зубопротезные лаборатории, по сути дела, были похожи на известняковые шахты в миниатюре. В воздухе парила повсюду мелкая пыль, а запах очень напоминал о столь нелюбимых походах к зубному врачу. Из всех помещений доносилось жужжание бормашин под тихое гудение вытяжных установок. В рамках моего обучения мне нужно было поработать во всех отделах лаборатории для того, как мне объяснил обучающий мастер, чтоб я смог освоить всё и затем стать универсальным работником. Но в действительности сработало гнусное старое правило «Без муки нет науки!». Мне приходилось подметать, чистить, мыть и убирать – и я это терпеть не мог. В этой лаборатории не было ничего общего с тем, чем мне нравилось заниматься.

В то время я постоянно задавал себе только один вопрос: «Ты действительно хочешь заниматься этим ближайшие 40 лет?». И ответ был однозначен: нет! Всё, чему я учился или, скорее, не учился в этой новой профессии, было, по моему мнению, ужасным и ненужным. Я сидел, рыдая, вечерами дома и был попросту несчастлив. Мои так называемые коллеги были значительно старше и потому очень далеки от моего подросткового мира. Во время работы все молчали, а во время перерывов говорили о вещах, которых я не знал и которыми не интересовался.

Дома я всё своё расстройство вкладывал в музыку. Я снова начал писать песни. Так я смог – как уже делал когда-то – переработать всё, что меня заботило, и создать для себя в песнях собственный маленький мир фантазий, из которого меня, однако, каждое утро резко вырывал звон будильника, зовущего на работу. Мои мысли снова повернулись в сторону бундесвера. Прослужить четыре года, заработать деньги, получить вознаграждение, оборудовать студию, профессионально заняться музыкой – собственно, мой план на будущее был прост.

Естественно, были препятствия. В то время как с мамой я всегда мог поговорить о причине своей хандры, то отец пока ещё не знал о моих новых старых планах. И, в конце концов, именно он позаботился о моём рабочем месте и образовании… Как бы он воспринял то разочарование, которое я ему уготовил? Это был большой вопрос, который мучил меня каждодневно.

Из опыта прошлого я уже знал, что только я сам и смогу по-настоящему помочь себе. Так что я должен был сам для себя принять решение. Сам для себя – не для отца, не для матери и не для своих учителей.

И так, на свой страх и риск, я решил прекратить своё обучение. При этом я действовал в открытую. О том, чтоб просто перестать туда ходить, не могло быть и речи. Я договорился о беседе с начальством, разъяснил причины своего решения, извинился за отца, который порекомендовал меня, и пошёл дальше своим путём. И впервые я почувствовал, каково это - выбраться из под надёжного родительского крыла и самому стоять на ногах. И это было действительно прекрасное чувство.

Для родителей словно мир рухнул, когда они узнали о моём решении. В моём близком окружении никто не мог понять, как можно было так просто потерять столь ценное в то время учебное место ради того, чтоб пойти служить в бундесвер. Юнец… Мальчишка… Что на него нашло? Его могут перевести куда угодно, и его никто не сможет защитить… Должно быть, для родителей это было ужасное время.

Однако – несмотря на гадко и коварно ухмыляющегося демона за спиной – я остался непоколебим. Он хотел принизить, добить меня – довести до полного подчинения, - но я оказался сильнее. Несмотря на то, чего ждало от меня моё окружение – в этом случае я его не послушался. Я чувствовал себя достаточно взрослым и зрелым, чтобы самому принимать решения, и после бесконечных обсуждений даже мои родители, кажется, всё-таки приняли это и оставили меня в покое.

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

Собираю фоточки с концерта Маврика)



https://vk.com/album9351940_189780597

"Неотвратимое"

@темы: маврик

---

ДЕМОН

Я снова говорил. И говорил много, в конце концов, мне нужно было наверстать упущенное – после долгого молчания. Но, к сожалению, я уже достаточно скоро узнал, что повышенная потребность высказаться не всегда является преимуществом. Особенно в школе. Учителя не любят, когда им возражают или критически расспрашивают об определённых вещах. И если в прошлом мои оценки по устным предметам были скорее низкими, поскольку я никак не мог поучаствовать в уроке, то теперь, к сожалению моего окружения, я принадлежал к тем, кто беспрестанно разговаривал и постоянно всё брал под сомнение. «Лучшая защита – это нападение», - думал я – и вёл себя соответственно.

(читать дальше...)

Я нашёл удовольствие в говорении и со временем смог констатировать, что речь доставляет мне всё меньше проблем. Я даже мог теперь при разговоре смотреть другому человеку в глаза, что для меня долгие годы было попросту невозможно. Я даже откровенно искал ситуации, в которых мне нужно было удержаться перед другими людьми, глядя на них и беспрепятственно разговаривая. Я становился всё более уверенным и мог гораздо более открыто общаться с окружением, что в определённых ситуациях пока ещё стоило мне определённых усилий, но теперь всё-таки уже больше не сдерживало.

Также и дома немного ослабла напряжённость. Мне больше не нужно было читать вслух, и давление исчезло так же, как оно когда-то появилось. И я окончательно отказался от настольного тенниса. Это вполне могли быть первые предвестники подросткового периода и попытки протеста против родителей, но даже от этого решения была только польза. Мне не нужно было постоянно оглядываться, соответствую ли я отцовским требованиям. В нашем подвале теперь больше не стучали по мячам, а работали со звучанием, что приносило мне определённо больше удовлетворения. Там я и сидел в своём закрытом мире, в котором я совершенно спокойно мог посвятить себя своим звуковым фантазиям.

Тем временем в музыкальном плане я уже отошёл от «Trio» и перешёл к более сложному звучанию. Оно стало мрачнее и патетичнее. Благодаря брату я тогда познакомился с Depeche Mode и позднее – с Sisters of Mercy. Одновременно я в те же годы открыл для себя Pink Floyd. Всё началось – как и у почти каждого подростка тогда – с альбома The Wall. И в композиции «Another Brick in the Wall Part 2» в исполнении вступал школьный хор, который, как очевидно, – это проявилось спустя многие годы – повлиял на меня сильнее, чем я тогда мог догадываться…

Но в тот момент у меня были иные заботы. Моё будущее. В школе вдруг начала витать тема предстоящего выбора профессии, хотя до выпускных экзаменов было ещё два года. Тем не менее, учителя уже очень активно интересовались профессиональным будущим своих учеников. Ну а мне, собственно, и не нужно было долго размышлять. Ответ был передо мной как на ладони: музыкант!

Между тем, мои профессиональные планы не вызвали шумного одобрения родителей, да и учителя были не в особом восторге. Вероятно, всё это казалось им наивной мечтой подростка, которого сначала нужно вернуть с небес на землю, к реальности. Это называлось «Сначала научись чему-нибудь толковому, а там посмотрим». Потому что работа музыкантом считалась безрассудством, особенно в таком маленьком городке, как мой…

Очевидно, что это была несбыточная мечта, так как обучение музыке, по сути дела, вообще не принималось в расчёт. Высшее учебное заведение я должен был бы оплачивать сам, и – исходя из всего, что я тогда знал – учёба не имела бы отношения к музыке, как бы я того ни желал.

Но у меня был план. Я должен был заняться тем, что помогло бы мне заработать много денег, чтобы когда-нибудь я смог позволить себе собственную студию – чтоб суметь самому профессионально создавать музыку. С этой мотивацией в подсознании я принялся за поиски подходящей работы. Мне нужно было найти что-то такое, благодаря чему я смог бы заработать достаточно денег, чтоб суметь в скором времени осуществить свою мечту о музыке.

Весьма амбициозный замысел, поскольку тогда вообще было достаточно тяжело после школы найти профессию. Но у меня была цель, и её стоило осуществить – неважно, каким образом. И я вбил себе в голову, что пойду в бундесвер и буду служить 4 года. Там я уже с первого дня получал бы сравнительно много денег, без особой, собственно, необходимости уметь что-то делать. Для этого мне не нужно было какого-то образования, меня 4 года не могли уволить и в результате я ещё и получал большое вознаграждение, которое я сразу мог бы вложить в свою студию.

К моему удивлению, я со своим намерением не встретил у родителей особого сопротивления – а мои учителя, между тем, были в ужасе. Гражданская служба – да, военная, точнее – солдатом-контрактником: Нет! Никогда! Я, должно быть, был единственным среди почти тысячи учеников, который пожелал идти служить в бундесвере. В преподавательском составе, сплошь состоявшем из сторонников движения за мир во всём мире, - представление в духе фильма ужасов. Мир объят холодной войной, Германия переполнена ракетами с ядерными боеголовками – на автомобилях преподавателей наклейки с голубем мира и танками, у которых из стволов растут цветы, - а тут приходит парень, притом музыкально одарённый, и объявляет, что собирается на военную службу…

Мои планы были встречены с неприятием, если не сказать – с отвращением, - хотя мои мотивы были совершенно ясны. Но всё это не принималось в расчёт. Для себя я знал, что это было правильное решение, даже если моё окружение не могло меня понять – или не хотело понимать. Потому что у меня была мечта. Которая, к сожалению, совсем не вписывалась в картину мира моих учителей.

Политикой я в то время совершенно не интересовался. Я был целиком и полностью сконцентрирован на своей музыке, для всего остального в моём мире не было ни времени, ни места. Беспокойство по поводу моих планов на будущее было мне совершенно незнакомо. Мне нужно было только в бундесвер, а не в иностранный легион или Фракцию Красной Армии. Но, в отличие от этого, я чрезвычайно напряжённо и остро переживал то, что придётся покидать родительское гнездо и самому становиться на ноги – шаг, который я до этого никогда ещё не делал.

Но события пошли своим чередом. Однажды меня без предупреждения неожиданно вызвал с урока заместитель ректора школы. Когда происходило нечто подобное, все знали, что наверняка случилось что-то плохое. Ни одного ученика не вызывали с урока без уважительной причины – даже заместитель ректора. А теперь я был на очереди и понятия не имел, что же я мог натворить.

Он пригласил меня зайти и предложил побеседовать. Я позволил себе сесть и теперь ждал выволочки, сам не зная при этом - за что. К моему удивлению, этот человек начал рассказывать о своей жизни. Как выяснилось, он сам несколько лет провёл в бундесвере. Он, видимо, был офицером в запасе и теперь с эпическим размахом назидательно повествовал о своём военном опыте. Чего я, собственно, не мог понять – до тех пор, пока он не сказал следующее: «Знаешь, ты не создан для того, чтобы стоять перед людьми и говорить... Найди себе такую работу, чтоб тебе не нужно было ни с кем разговаривать, и чтоб не было никакого контакта с людьми. Где-то в офисе или что-нибудь в этом роде. Главное – ты не должен стоять перед людьми и разговаривать – потому что они тебя высмеют и никогда не будут воспринимать всерьёз…».

Я словно остолбенел. Надменность в его глазах чуть ли не пожирала меня, и я больше не сказал ни единого слова. Я и сегодня помню, как у меня перехватило горло, - и я до сих пор не забыл эти слова. При этом человек меня совсем не знал. До этого дня мне не доводилось перемолвиться с ним ни единым словом, и я ни минуты не провёл на его занятиях… А теперь этот разговор, в котором мой речевой недостаток, - который я на тот момент уже почти преодолел, - был взят на вооружение против меня же и моих намерений.

Судя по всему, ректор узнал о моём заикании от учителей, которые до этого тщетно пытались заставить меня отказаться от моих планов. Эти мнимо миролюбивые педагоги у меня за спиной выдумали подлую стратегию, чтобы меня – как они это подразумевали – защитить. И этой хитростью меня под конец лишь уничтожили…

Что было дальше после этого разговора, я уже не помню. Полагаю, я молча вышел из кабинета заместителя ректора и вернулся на урок. Сейчас я думаю, что в тот знаменательный день я больше не вымолвил ни слова. И я знаю одно: позднее я ни одному человеку не рассказывал о том разговоре.

Мои родители точно выступили бы против, если б узнали об этом, поскольку этот человек определённо поступил неправильно – и это ещё мягко сказано. В тот день я вернулся домой ужасно подавленным. И снова молчаливым – я буквально потерял дар речи.

Позднее мама рассказывала, как я в один прекрасный день сообщил, что больше не хочу идти служить в бундесвер. Она меня никогда не спрашивала, как я принял это решение. И если бы она спросила – ответа, очень для меня горького, я бы ей, наверное, так и не дал бы. Я просиживал в школе оставшееся учебное время и всё меньше сочинял музыку.

Я всё ещё сидел иногда за своими инструментами, но страсть пропала. Это как в игре в монополию: «Вернитесь на старт!». И я снова был молчалив, замкнут и нерешителен – почти как раньше.

Не так давно я получил письмо из школы, в которой раньше учился. После того, как я однажды публично рассказал об этом очень ярком жизненном опыте, передо мной захотели извиниться по всем правилам. Они выразили надежду, - так было написано, - что я всё-таки смогу сохранить добрую память о своей школе. Что мне сказать по этому поводу? Конечно, надеяться можно всегда. Но в таком случае это всё-таки очень тяжело…

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сергей Маврин & Юрий Алексеев - 100 лет на двоих! Plan B, 28.02.14

Да! Концерт мавриков! Наконец-то я на него попала, как ни странно, на групповой - в первый раз) И всё было отлично, кроме, пожалуй, самого клуба: мерсская охрана, организация, звук... мне показалось - или звук в Plan B действительно так себе? После сольного Тёминого номера вроде немножко отрегулировали - и я уже отчётливо слышала всех, но вот с Тёминым микрофоном прям беда-беда, в первом ряду звук был утоплен.
Пока ждали начала, интеллигентные куницы успели принести из бара интеллигентный чай (митол-концерт, нуачо, разорви шаблон!!), поставили его аккурат под монитор - я на это опасливо косилась: сейчас дадут звук и чайничку придёт бдыщ!!) Но нет. Начало задержали на час, взвывать стали даже терпеливые куницы ("Серёжа, выходи! Фанаты мёрзнут! Караул устал!")) В клубе действительно было свежо, ну, потом-то конечно, стало жарко) Наконец Славик в последний раз проверил аппаратуру, по сцене летали шарики (самый рыжий и упоротый всё время прилетал в нашу сторону)), свет и ярко-зелёная надпись "МАВРИН" уже были готовы давно. Кстати, свет был хорош, как и дым-машины)) *люблю такие вещи! ^_^* И вот...и вот... и вот в совершенно неожиданном образе Хоттабычей на сцену выбегают Наши Все! Будем жить! =)) Погнали!) *порадовал и дальнейший костюм Серёжи: белый пиджак на растатуированное тело, бабочка и чёрная шляпа, ему так очень классно! ^_^
Первый раз увидела Артёма. Он молодец. В свете последнего, полагаю, ему до сих пор не до веселья, но праздник не спрашивает, когда ему случаться. Когда-то в "Историях" Сергей рассказывал, что у Тёмы были проблемы с живым пением, за что он одно время даже был уволен из группы (но возвращён обратно после того, как спас серию концертов) - но сейчас он отлично поёт почти что три часа. У него интересная энергетика - он по-маврински мимимишен, но в то же время есть в нём что-то инфернальное... И у него прохладные ладони) Я тут пришла к выводу, что он вполне себе лиртенор (верно?) - высокий и надрывный, как я люблю, верха и обертона у него очаровательны. Мне вообще из мужских голосов нравится бархатный баритон и надрывный, с драйвом и огнём, тенор. И Артёму бы записать сольную пластинку с вещами такого плана, как он нам читал. Это было замечательно. Кстати, куницы, подсказывайте, что это было?) Басня? Тёма часто со сцены что-то читает? В один из моментов он взял мыльницу у стоящего рядом со мной Вани Коршунова и снимал зал Ваня, делись, что там Тёма наснимал - ну, это, я так понимаю, жест привычный. А после концерта Тёма эксплуатировал Арию, которая его повезла домой) Не знаю больше ни одного коллектива, которые были бы настолько открыты фанатам, и мне такая открытость очень нравится.
Басни Крылова играл Лёня) Про вот этих милых зверушек)
Вообще сет был прекрасен, всё самое любимое и вкусное (жду, когда кто-то где-то выложит). Была "Castlevania". Были "Крылья". Была "Русь". Была премьера новой песни на стихи Бодлера, одного из моих декадентских любимцев. Хочу расслушать её в студийном варианте, получилось очень интересно) Называется она "Неотвратимое". И написал её Юра)
Юра! Юра всё-таки сдался под нашим натиском и спел нам "Флажок"! ^____^

"И мой! И мой! И мой флажок со мной!..."

Оччень хорошо на концерте идёт "Война свиней") На самом деле, песня-то о серьёзных вещах, но это ж такой стёб!!)))
И "...сердце желало на ЖОПУ тревоги", - пренепременно хором!))

И не только хором, не только вместе с Тёмой, но и сами спели "Город, стоящий у солнца". Это почти что гимн.
Ах, да, ограждения не было!) Это, может, не всегда удобно физически, но всё же здорово - в ГлавClub'е бы так, но, наверное, не дождёмся)
Из гостей на сцену поднимались - в начале концерта - две девочки, кто такие, не знаем, но с ними мы спели деньрожденную песенку. Ближе к финалу - тюменские друзья мавриков - Юре подарили подписанную автором огромную книжку про Тюмень, а Серёже - царский подарок! - выложенную каменной крошкой огромную цветастую картину - там природный пейзаж, надпись "Маврин", кулак, радуга... радуга! ^___^ Всё так символично и образно) А после них на сцену выбежали поздравить два каких-то карапуза младшего школьного возраста, Серёжа сказал:"Я же говорил, что будет импровизация)"
Вынесли бокалы, торт, Аня раздала всем музыкантам весёленькие очки, пожелав, чтоб жизнь была такой же - и оба именинника задули свечи)
После концерта охрана всех выгоняла-выгоняла, а мы всё никак не выгонялись, Алик подсчитывал выручку от продажи мерча, группа вышла фоткаться с фанатами и раздавать автографы. Я долго наблюдала за Артёмом, за своим настроением, и всё-таки - да)



* * *
Спасибо маврикам за праздник, энергетику, драйв, за сюрпризы и шикарнейший сет, за весь этот душевный вечер, всем лучи любви! ^___^

"Зажги
Каждое спящее сердце
Живым вечным огнём,
Я молю лишь о нём..."

@темы: маврик, autogramme

---

ПРЕДДВЕРИЕ АДА

С оценками, которые я получил из-за своих, строго говоря, отсутствующих достижений по устным дисциплинам, и благодаря мнению моего учителя, что ученик из меня – более, чем очевидно - неспособный, мне в результате оставалась только неполная средняя школа. И если я уже начальную школу воспринимал чем-то вроде чистилища, то теперь казалось, будто я окончательно попал в вечный мрак. Мне предстояло худшее время моей жизни.

(читать дальше...)

Воспоминания предстают передо мной, как будто всё только что произошло. Как мы с мамой в первый учебный день пришли во двор школы и сразу стали очевидцами страшной драки между двумя школьниками. Сцены, которым не было места в моём хорошо защищённом мире, и поэтому я руками и ногами был против этой школы. Но выхода не было.

Когда я сейчас сижу над этими строками и размышляю об этом, то мне делается не по себе. Ну что за безжалостный круговорот! Маленький мальчик не справляется с напряжением в начальной школы и начинает заикаться. Из-за речевого нарушения его достижения оценивают настолько низко, что он попадает только в неполную среднюю школу. И уже там он попадает в ещё худшую ловушку. То, что поджидает его в этой школе с социальным гнётом, насмешкой и подавлением, превосходит всё, что было до этого, и грозит низвергнуть мальчика в свободное падение.

И здесь я мог спастись – в этом явно суровом окружении – только спортом. На своей классной параллели я снова добился с помощью футбола и лёгкой атлетики уважения, в котором мне в остальных случаях из-за речевого недостатка было бы отказано, и я постарался, несмотря на все неудачи, настолько улучшить свои результаты, чтоб я как-нибудь смог ещё попасть в реальную школу. И мне это удалось. После года в аду мне удалось по завершении пятого класса перейти в реальную школу. И всё-таки ещё сохранилась надежда, что забрезжит свет в моей на тот момент очень мрачной жизни...

© Источник

МУЗЫКА КАК ЯЗЫК

По сути дела, я дитя 80-х годов и к тому времени впитал в себя всё, что в музыкальном мире разрешалось транслировать. По телевизору показывали передачи, которые никому нельзя было пропустить: хитпарад по ZDF, Disco с Ильей Рихтером и, конечно, с 1983 года – передача Formel Eins – Формула 1 - с Петером Илльманном и позднее - с Ингольфом Люком. А из стереосистемы в нашем доме раздавалась музыка кантри на кассетах, которые отец записывал с радио.

Моя первая пластинка, которую я купил на свои собственные деньги, принадлежала группе Trio - Da Da Da.

(читать дальше...)

Звучание их песен – как я потом узнал – основывалось на детском синтезаторе Casio… Был ли это бит Da Da Da или какая-нибудь другая объявленная Дитером Томасом Хеком песня – в один прекрасный день меня, пятиклассника, просто одолело желание научиться играть на музыкальном инструменте.

Родители, которые в то время старались исполнять все мои желания, не стали долго медлить и выполнили мою просьбу. Им было важно сделать всё, что могло бы привнести немного «нормальности» в мою необычную в остальном жизнь. И как бы много я сегодня ни размышлял о своем выборе музыкального инструмента тогда, я все равно не могу полностью объяснить, почему им стал орган. Возможно, мою запоздалую благодарность стоит выразить Штефану Реммлеру и его простому синтезатору Casio…

Но это был даже не синтезатор, это был домашний орган – и притом с двумя мануалами для басов и ритмического сопровождения. Должен был быть такой инструмент, вроде стандартного органа для вечно улыбающихся артистов-массовиков, который зарабатывают между делом на днях рождения и на свадьбах. Но пусть будет так.

Тогда у моей семьи в финансовом плане всё было более или менее хорошо. Мы не могли похвастаться какими-то богатствами, но и настоящего недостатка денег не испытывали. Разумеется, этот удивительный инструмент, который я себе выбрал, уже тогда был достаточно дорогим. Конечно, возникал вопрос, действительно ли мы могли бы себе позволить отдать за орган несколько тысяч марок. Ответ нашёлся быстро: нет.

Итак, было решено поначалу взять инструмент напрокат. И если он мне действительно понравится, и я через пару недель не разберу его со скуки, то через несколько лет инструмент можно было бы и купить. Мудрое решение, тем более что я как раз находился в том возрасте, когда желания, настроения и взгляды меняются каждую минуту, - что учёные с радостью называют термином «препубертатный».

И скоро наступил день, когда нам должны были привезти инструмент. Мои родители нашли учителя, который также помог нам подобрать орган, а поскольку инструмент был необычайно крупный и тяжелый, привезти его должны были на большом грузовике. Я и сегодня помню, как стоял на кушетке прямо у окна, примяв мамины цветы к оконному стеклу, и наблюдал, когда же наконец появится этот грузовик. И потом – после нескончаемой вечности – он показался. Погрузочная платформа транспортёра поднялась, и там стояла она – огромная, упакованная в картон колода. Несколько человек тащили это чудище на лестничную клетку и через нашу квартиру – в мою детскую комнату. Мама подписала пару бланков, и теперь штуковина стояла у меня комнате.

Я был совершенно пленён видом органа. Инструмент был чуть ли не с меня ростом, и когда я в первый раз сел за него, то казался себе капитаном Кирком на звездолёте «Энтерпрайз». Столько кнопок и регуляторов я ещё никогда не видел. Я подключил орган к розетке и включил инструмент. Послышался глубокий насыщенный звук, и у регуляторов и переключателей загорелось множество огоньков и лампочек. Я нажал какую-то клавишу и услышал первый звук. Мечта…

Я ещё помню, как улыбающаяся мама стояла в моей комнате и, очень счастливая, смотрела на меня. Затем она всё-таки вышла из комнаты, оставив меня наедине с моим счастьем.

Естественно, я не играл каких-то мелодий, не говоря уже о песнях. Я скорее без разбора бренчал, пробуя бесчисленные кнопки, огоньки и переключатели, и каждый раз с любопытством ожидал, какие звуки прозвучат при нажатии на разные клавиши. Я быстро нашёл ритмический модуль и производил какие-то, вероятно, ужасно звучащие мелодии, пока мама не приоткрыла осторожно дверь и не попросила деликатно чуть-чуть убавить звук на органе.

В последующие дни я всё более отчётливо чувствовал, каким важным должен стать для меня этот инструмент. У меня было то, с чем мне не нужно было говорить. То, с помощью чего я просто мог играть музыку – и меня даже слушали, хотя всё это было ещё только очень произвольно, без особого ориентира, да и звучало косо. Зато я мог заниматься тем, чего мне очень хотелось – и я мог при этом молчать.

Если бы было по-моему, то мне не нужен был бы учитель, чтобы научиться играть на органе. На тот момент мне вполне хватало простого треньканья на инструменте. Но сегодня я рад тому, что родители всё-таки настояли на учителе, поскольку только с помощью уроков я понял в конце, чем я занимался, и смог таким образом перекладывать на музыку те вещи, которые я без посторонней помощи никогда не смог бы осилить.

Иногда приходил мой учитель по игре на органе. На первых уроках мы занимались только небольшими упражнениями для пальцев в виде гаммы. Это было ужасно. Всё время одна и та же последовательность, и снова, и снова, и снова. Сначала только правой рукой, затем обеими руками одновременно и, наконец, ещё и ногами на басовой педали…

Чтобы показать, как я, возможно, когда-нибудь смогу играть, учитель показал после первого урока, как играют на таком инструменте – если действительно владеют игрой. Он сыграл на моём органе немецкую народную песню в сказочно быстром темпе, да так, что за его пальцами и движениями было не уследить. На моих родителей это явно произвело впечатление, и они наградили педагога бурными аплодисментами. Между тем, я не очень разделял их восторг, а скорее опасался, что этот человек может сломать мой инструмент. Но чисто из вежливости тоже пару раз похлопал.

В последующие недели и месяцы я уже достаточно скоро достиг первых успехов. Я научился играть обеими руками и с каждым разом всё быстрее. Правда, я всё равно терпеть не мог ту музыку, которую должен был играть. Немецкий песенный фонд доброй старой школы. Собственно, именно те самые песни, которые мы должны были петь ещё в начальной школе из песенного сборника, так называемого Mundorgel – «Губная гармоника». Я послушно учил стандартные песни, но играл всегда – когда заканчивал разучивать упражнения, – только свои собственные мелодии и композиции.

Так я начал мысленно слышать мелодии и ритмы, а потом пытался наиграть их на органе. Даже посмотрев фильм, я потом старался сыграть на слух мелодию, которая ещё долго крутилась у меня в голове – и из этого я извлёк для себя явно больше, чем просто беспощадную ловкость пальцев и добросовестную игру на органе. Особенно мне в этом помогли вестерны Серджио Леоне. Тогда их постоянно показывали по телевизору – в основном с Клинтом Иствудом в главной роли и в сопровождении музыки Эннио Морриконе. И это был мой мир – а не сборника Mundorgel.

Со временем я всё чаще терял интерес к исполнению тех композиций, которым учил меня преподаватель, поскольку я сам стал для себя лучшим учителем. И так, после примерно двух лет обучения, занятия прекратились. Больше никаких маршей и народных песен! Зачем играть по нотам, когда я слышу мелодии в собственной голове и потом мне нужно их только подобрать на слух? Мой преподаватель научил меня многому - я и по сей день это очень ценю, но настало время идти своим собственным путём.

Я наслаждался тем, что сочиняю музыку, и находил просто замечательным, если моя семья меня при этом слушала. Мне не нужно было говорить, но, несмотря на это, я мог себя выразить – и меня слушали. В те годы я начал влюбляться в ту музыку и в те мелодии, которые я каждый день заново для себя открывал. И мне непременно хотелось большего.

Конечно, моего домашнего органа для всего этого было мало. Тем временем, для всего, что касалось звука, ритма и тонов, этот инструмент стал слишком скучным. Кроме того, я придумал так много мелодий и песен, которые я всё-таки не мог записать.

Между тем мои родители, к несчастью, уже купили орган, а теперь мне он был не нужен. Я слышал, что уже были и синтезаторы, и драм-машины, - и что-нибудь в этом роде должно было быть и для меня. Должно быть, мои жалобы и причитания были душераздирающими и, прежде всего, изматывающими, поскольку через какое-то время орган продали и на вырученные деньги приобрели синтезатор, драм-машину и маленький микшерный пульт. Следующий шаг в новый мир. В мой мир…

Всё было меньше по размеру и круче, чем здоровенный орган. Неожиданно я смог настраивать и играть партии гитары, фортепиано, струнных, басовых и других инструментов, которых я до этого отчасти даже и не знал. После того, как я всё подключил и научился программировать синтезатор, появилась на свет моя первая песня, которую я смог сыграть, обработать и в конце записать на кассету. К счастью, композиция у меня до сих пор есть, поскольку позднее я все свои старые песни перезаписал в цифровом формате.

Название было амбициозным: «Success».

С этого момента музыка сделала для меня все остальные увлечения несущественными. Было только одно: я писал песни, сочинял музыку и записывал всё на кассеты. Рисование всё больше уходило на задний план, и даже спорт уже больше не играл в тот момент главной роли. В любую свободную минуту я сидел за своей установкой и занимался мелодиями и звуком. Наряду со своими собственными инструментальными произведениями я также начал играть известные песни и обрабатывать их так, чтобы моя музыка звучала так же, как и оригинал. Я хотел играть, как настоящие музыканты…

На стене моей детской комнаты висел постер с Рокки. Мой герой. К тому времени на рынке появились первые видеомагнитофоны, и развернулась священная война между системами. VHS или Video 2000, - это был главный вопрос. Отец сделал ставку на Video 2000 и в конце был вынужден признать себя побеждённым. Однако, что касалось выбора фильмов в видеотеках – сам аппарат продержался до 2009 года, так что в этом отношении отец тогда дальновидно сделал хороший выбор.

Для себя я открыл видеомагнитофон в качестве некого музыкального архива. Если до этого мне приходилось запоминать музыку из фильмов, чтобы потом суметь сыграть её по памяти, то теперь с видеомагнитофоном я мог снова и снова прослушивать любимые саундтреки и изучать их более точно.

А поскольку у меня из-за речевого нарушения были сложности с тем, чтобы выразить себя, то я уже достаточно рано начал все свои мысли и эмоции вкладывать в песни. Музыка стала для меня самым важным средством общения. Когда меня мучили страхи, проблемы и заботы или когда я чувствовал себя неважно, да и тогда, когда я просто был счастлив – я писал об этом инструментальную композицию. Собственно, попросту перерабатывал свои мысли и страхи в песни, после чего чувствовал себя лучше. И, как я сейчас думаю, это могло послужить причиной того, почему я к тому времени всё больше обретал уверенность в себе и мог получать от музыки столько сил, чтоб суметь справиться со всем, что меня окружало. И однажды – без особой на то причины – я снова начал разговаривать дома.

Без какого-то предупреждения, как позднее рассказывала мама, я тогда начал говорить о своей музыке. Какая она замечательная и сколько удовольствия мне всё это доставляет, - и так, одним махом, заикание перестало быть главным предметом обсуждения. По меньшей мере, под защитой родительского дома…

В школе я всё ещё находился под большим давлением. Пока я работал над своими спортивными достижениями, чтобы, скажем так, добиться уважения одноклассников, меня поджидал ещё один неожиданный удар с другой стороны: я обзавёлся очками. Теперь в школе я был ещё и очкариком – как будто заикания было мало. Украшенный печально известными очками со стандартной массивной оправой из аптечной кассы я возвращался в подавленном состоянии навстречу своей участи.

В моей школе тогда было разрешено выбрать искусство и музыку в качестве основных специальностей, что сразу сделало меня действительно хорошим учеником. На уроках музыки я всегда мог сыграть что-нибудь, а на занятиях по изобразительному искусству показывал хорошие результаты благодаря своим рисункам – естественно, особой необходимости в многословии ни одна из этих специальностей не требовала. Кроме того, я оказался, благодаря этому выбору специальности, главным образом среди честолюбиво настроенных в плане музыки детей, что явно позитивно повлияло на отношение в классе.

Разумеется, я и там всё-таки не был застрахован от насмешек и издевательств, если вдруг начинал запинаться. Из этой западни меня, в конце концов, вытащила учительница истории, которую в школе ненавидели все дети. Строгая пожилая дама, которая беспощадно отрабатывала свой урок, невзирая на ущерб. Вот что по-настоящему выводило из себя эту даму – так это несправедливость. Эта учительница определённо не была на моей стороне – вероятно, я ей нравился так же мало, как и все остальные ученики, - но она всеми силами была за то, чтоб со мной корректно обращались. Если кто-нибудь решал позабавиться на её уроках над моим заиканием, то сразу испытывал на себе силу её праведного гнева. Тем самым она давала мне на своих уроках те передышки, в которой я так отчаянно нуждался, чтоб окончательно преодолеть свой страх говорить перед другими.

Все остальные учителя на мой речевой недостаток реагировали скорее беспомощно. С одной стороны, они разрешали другим насмехаться и вдобавок ставили мне за отсутствие устной работы плохие оценки. Форма наказания, которую я не мог понять. Я тогда себя часто спрашивал – да и сейчас нередко задаю себе вопрос, - ставили бы плохие оценки по физкультуре детям в инвалидном кресле только потому, что они не могли пробежать стометровку?..

Эта учительница истории в какой-то мере оказывала мне поддержку на своих уроках и давала мне достаточно времени, которое было необходимо, чтобы внести свой вклад в занятие. И она оказала мне важнейшую помощь, в которой я тогда так нуждался: она верила, что я смогу это сделать!

И как-то раз это получилось и в школе. Оковы были сняты – заклятие разрушено. С помощью этой учительницы я словно вышел в свободное плавание и смог более или менее свободно говорить перед другими.

С этим пришла и уверенность в себе, которую я обрёл благодаря работе со своими музыкальными инструментами. С того момента, как я смог писать, обрабатывать и записывать свои песни, изменилась и моя жизнь. И точно так же, как я в один прекрасный день попросту перестал говорить – так же я заговорил снова.

Почему я назвал свою первую песню «Succes» - я и сейчас не знаю. Видимо, тогда это возникло скорее из принятия желаемого за действительное. Со своей музыкой я явно хотел добиться успеха. При этом с музыкой я достиг уже значительно большего: я снова заговорил!

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

БЕЗ СЛОВ…

В прошлом школа всегда занимала для меня особое место и была также одной из причин, почему я однажды нашёл путь к музыке. Я могу ещё о многом вспомнить и вижу урывками образы моего окружения в начальной школе и многие другие моменты перед внутренним взором.

Я вспоминаю, что у меня было счастливое детство и мне, по сути, не на что жаловаться.

(читать дальше...)

У меня было много друзей и любящие родители, которые планировали свою жизнь так, чтобы их дети были счастливы и довольны. Я могу точно припомнить своё обучение и многие имена с тех пор ещё остались в моей памяти. Они постоянно мелькают перед моим мысленным взглядом, и я вижу соответствующие лица моих бывших одноклассников. Школа всегда доставляла мне радость. По крайне мере поначалу было так. Я всегда с удовольствием ходил туда и никогда особенно не имел ничего против.

Так было в первые годы обучения в начальной школе, когда всё шло нормально. У меня нет каких-то исключительных воспоминаний об этом времени. Разумеется, я думаю, во время моей учёбы в начальной школе произошло нечто такое, что, с нынешней точки зрения, послужило причиной того, что мой путь однажды привёл к освоению игры на музыкальном инструменте.

Точно помню, что я в один прекрасный день пришёл из школы домой и едва смог говорить. Я ограничил себя до коротких предложений, стал нерешителен и замкнут. Я терпеть не мог, когда кто-то другой на меня смотрел и задавал вопросы или хотел заговорить со мной. В ответ на это я всегда опускал глаза и ничего не отвечал.

Когда точно это началось, я и сегодня не могу сказать. И причину этого даже сейчас не знаю. Разумеется, моя жизнь в тот момент изменилась решающим образом. А именно - всё то, что касалось школьных дел и общения с другими людьми. К тому времени я всё больше удалялся от своего окружения. И с того момента мои результаты в школе стали ухудшаться. Особенно там, где нужна была устная работа. Практически она для меня теперь не существовала, поскольку я больше ничего не говорил. Я просто больше не мог выносить взгляды других людей, и страх сделать что-то неправильно рос во мне день ото дня.

Думаю, родителям тогда приходилось выслушивать целые арии с предположениями о том, почему я перестал говорить. Я прекрасно помню, как меня водили к бесчисленным психологам и пускали в ход все средства, чтоб только снять мою речевую блокаду и вернуть уверенность. Мама оставляла маленькие записки в моей сумке, приклеивала их на книги и буквально на всё, что меня окружало. И там всегда было написано «Ты справишься» или «Не бойся». Эти весточки мне тогда очень помогали. Я знал, что я не один. И всё же проблему они не решили.

Естественно, и родители тогда тоже сомневались в самих себе и старались найти причину или решение. Что я тогда по этому поводу думал - я сейчас не могу понять. Я просто искал себе хобби и прочие занятия, при которых мне не пришлось бы говорить.

Спорт – это первое, что я для себя открыл в этой ситуации. Для этого мне не нужно было разговаривать, и я быстро заметил, что я могу быть таким же, как и все остальные, и получил, благодаря хорошим результатам, уважение и внимание других детей и даже учителей. Таким же образом я начал рисовать. Я проводил вторую половину дня, просто занимаясь рисунками и карикатурами. Собственно, занимался теми вещами, при которых не нужно было разговаривать, и никто на меня при этом не смотрел. Этим я тогда и был счастлив.

Вне школы я ничем другим не занимался. Я проводил бесконечные вечера один дома и занимался только своими рисунками. К тому же я открыл для себя радость игры в настольный теннис. Мой отец тогда занимался спортом в клубе, куда потом и меня записал. Друзей у меня тогда было немного. Строго говоря, был только один друг, который принимал меня таким, какой я был.

В последующие годы я учился жить с тем, какой я есть. В принципе, я был тихим ребёнком и мои замкнутость, немногословность и страх взглянуть другим в глаза были для меня нормой. Когда я пишу эти строки, меня самого шокирует эта точка зрения, что-то подобное воспринимать нормальным. Думаю, тогда я просто свыкся с тем, как обстояли дела. Когда-нибудь человек попросту устаёт постоянно искать причины, почему всё именно так, какие оно есть, или меняться только для того, чтобы другие воспринимали его нормальным.

С сегодняшней точки зрения я могу объяснить это только следующим образом. Я попросту не знал ничего другого и, несмотря на обстоятельства, был счастливым ребёнком. У меня были свои увлечения и очень хороший друг, который меня принимал таким, каким я тогда был.

Это совсем неправильно, будто бы человек, который заикается, не знает, что он, собственно, хотел бы сказать. Совсем наоборот! Чем дальше этот недостаток распространялся в моей жизни, тем сильнее я убеждался, что нужно заранее тщательно продумать то, что я хотел бы выразить. Пока дети в моём возрасте, вероятно, трещали напропалую, я пытался в течение времени прямо-таки планомерно заранее готовиться, - чтобы потом снова потерпеть поражение на каком-нибудь слове или слоге.

Худшее, что может случиться с заикой в такие моменты – это попытка собеседника из добрых побуждений подсказать нужное слово. Эти люди не знают, что заике не нужен суфлёр. Эти опрометчивые попытки подстраховать были скорее унизительны и приводили к тому, что впредь лучше было несколько раз подумать, хочешь ли вообще что-то сказать.

Были в школе и некоторые учителя, которые не столь осмотрительно обходились с моим нарушением, чем того можно было бы желать. Очень часто они нетерпеливо реагировали на мою речевую проблему, - возможно, придерживались мнения, что моё заикание могло указывать скорее на отсутствие знаний – и отворачивались в раздражении к другому ученику. Ужасный процесс.

Также и у меня дома пытались что-то предпринять против моих речевых нарушений. Мои родители пришли к мнению, что с помощью регулярного чтения вслух я мог бы обрести больше уверенности при говорении. Только это сработало с точностью до наоборот: до этого момента я считал родительский дом неким оазисом, где нет никакого давления строгости и большого напряжения, а теперь я вынужден был и здесь изо дня в день демонстрировать достижения, к которым я, очевидно, был совсем не готов.

Вывод был пугающим, но, в конечном счёте, совершенно ясным: теперь я без особой радости возвращался домой.

И что до сих пор никто не в состоянии полностью объяснить, так это факт, что я во все эти годы до определенных моментов времени не имел речевых проблем. И это всегда происходило в отпуск. Мальчик, который день за днём заикается, начинает вдруг говорить разом бегло и без проблем – но только на пару дней или недель. Как только начинались школьные каникулы, и мы всей семьёй уезжали в отпуск, заикание моментально прекращалось. Как будто школьные будни отпускали меня из своей смирительной рубашки. И с этой свободой, которая, к сожалению, всегда длилась очень недолго, исчезали все мои проблемы и блокады. До следующего школьного дня…

Компенсация, которую я искал в спорте, казалась прекрасным решением. Тот, кого выбрали первым в сборной по футболу, мог не бояться насмешки. Даже если он заикается. Так уж просто были связаны детские общественные иерархии. Моя стратегия на удивление хорошо подошла, и так уже очень рано развился один лейтмотив, который, собственно, и до сегодняшнего дня очень влиял на меня и наложил свой отпечаток: ты просто должен быть лучше тех, кто тебя высмеивает!

Тем не менее, моя жизнь в те годы находилась под влиянием речевого нарушения. Я должен был ходить к логопедам, приходить на группы логотерапии, где меня иногда посещало чувство, что милостивый Господь всё-таки желал мне добра, поскольку там были такие дети, с которыми он явно обошёлся хуже. Днём после школы я регулярно ссорился с мамой, потому что не хотел читать вслух, и давление, которое привело меня к заиканию, только увеличивалось.

Я отчетливо вижу себя сидящим за кухонным столом. Передо мной лежала открытая книга с упражнениями, а мама, вероятно, ненадолго отлучилась за покупками. Моё отчаяние было до того велико, что я, маленький мальчик, тогда серьёзно размышлял, как было бы хорошо, если бы я в тот момент поранился ножом. Ответ был заманчив: мне не пришлось бы больше читать…
Но я этого не сделал. Я продолжил молча страдать и смирился с этим.

Также в спорте, - в некоторой степени моём языке-заменителе – появился первый разлад. В то время, как мой брат весьма многообещающе играл в настольный теннис в спортивном клубе, у меня в этом виде спорта успехи либо вообще не случались, либо наступали очень вяло. Я тренировался, будто одержимый, у нас на чердаке – у нас даже была тогда своего рода машина для метания мячиков, которая целыми днями подавала мне мячи для подачи с правой и левой руки, но я всё равно не стал играть так хорошо, как мне этого хотелось бы – и так, как привык отец после игры моего старшего брата. Это снова заставляло отца от раза к разу терять терпение, поскольку он просто не мог понять, почему я учился не так быстро, как брат.

И тогда он снова проник в моё защищенное пространство дома: гнёт необходимости достижения успехов! Спорт, с которым я мог утвердиться на улице и в школе, дома мне совсем не помогал. Там я тщетно стремился найти что-то, что заставило бы других уважать меня. И так я в один прекрасный день попросту освободился. Я сломал свою ракетку и закричал миру, что больше никогда не стану играть в настольный теннис. Мне хотелось похвалы и одобрения – но я не получил ни того, ни другого. И могло бы пойти ещё хуже…

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

ДАВАЙ, САДИСЬ СО МНОЙ…

«Знаешь, ты не создан для того, чтобы стоять перед людьми и говорить... Найди себе такую работу, чтоб тебе не нужно было ни с кем разговаривать и чтоб не было никакого контакта с людьми. Где-то в офисе или что-нибудь в этом роде. Главное – ты не должен стоять перед людьми и разговаривать – потому что они тебя высмеют и никогда не будут воспринимать всерьёз».

Совет заместителя ректора школы к моему предстоящему выбору профессии.

(читать дальше...)

На самом деле это удивительно. В поисках собственного прошлого многое видится, будто сквозь матовое стекло. Образы словно подёрнуты пеленой. Воспоминания прячутся в тумане или разрознены. То, что однажды было связано – теперь только фрагментарно, и то, что когда-то было несомненным и, возможно, очень важным, – первые годы собственной жизни, - просто исчезло. Пропало, стёрлось, теперь недосягаемо. Именно из этого времени, которое, по сути, больше и не должно присутствовать, и происходит моё первое воспоминание. Я вижу себя ползущим на четвереньках из детской комнаты в ванную. В ванной голубой кафель и там, на пушистом коврике, стоит у раковины моя мама. Она оборачивается, видит меня – и радуется. Маленький мальчик, который ещё не умеет ходить и даже не может осознанно думать, смотрит вверх и чувствует тепло и чувство защищённости, которые исходят от этого человека…

Затем на долгое время становится темно. Нет ничего, что могло бы вспыхнуть в памяти – ни голосов, ни воспоминаний, никаких осязаемых ощущений. Всё, что остаётся из этих первых лет – то самое ощущение огромной защищённости, которое и сегодня меня окружает, когда я возвращаюсь домой…

Для музыкального переживания, без сомнения, стал бы лучше запоминающимся и, прежде всего, явно более драматичным тот факт, если бы я мог поведать о тяжёлом детстве. О холоде и одиночестве, об анонимности большого города и жестокости высотных гетто. Однако это был маленький город, почти сельского типа. Вокруг меня царили среднесословное спокойствие и миролюбие, которые в первые шесть или семь лет моей жизни не могли породить каких-то трагедий или противоречий. Я вижу большой луг за нашим домом, на котором паслись коровы, и где я, вооруженный луком и стрелами, вместе со своим другом завоёвывал мир. Я чувствую запах копчёной ветчины и колбасы из мясной лавки недалеко от родительского дома. И я вижу свои главные примеры для подражания в те годы – отца и старшего брата, как они играют на чердаке в настольный теннис или управляют кружащим в воздухе самолётом на дистанционном управлении, который они кропотливо мастерили дома…

Жилая комната выглядела так, как и выглядели квартиры в 70-х годах. Ярко, овальные столики, обшивка деревянными панелями со встроенными лампами, чёрно-белый телевизор, аквариум с магнитной губкой, мягкие ковры – почти чуточку как у Остина Пауерса, только своевременно и по-настоящему.

На полу лежала собака, добродушие которой регулярно испытывал мой брат, - и оно только один раз изменило верному зверю, когда он, замученный всем этим, погнался следом. Что и заставило маленького нарушителя спокойствия из неизвестных и ныне на то причин в поисках защиты прыгнуть на газовую плиту, где он, в дополнение к наказанию, обжёг себе зад.

Счастливый мир, в котором маленький Граф с утра до позднего вечера только смеялся. Так, по меньшей мере, рассказывают сейчас, когда вспоминают, что меня в то время называли исключительно «сияющий» - это, видимо, указывало на то, что я был немного похож на мальчика с первой коробки шоколада «Киндер». Стрижка под «горшок» маминой работы, яркие одёжки, сандалии с гольфами по колено и кепка с изображением якоря на голове, с которой были знакомы не только по Гельмуту Шмидту, а скорее по гораздо более интересному для мальчишки моего возраста Эмилю из Лённеберги.

Мой детский сад был исключительно католический и находился он непосредственно рядом с церковью очень внушительного вида. Я и сейчас, будучи взрослым, нахожу образ церкви очень впечатляющим. Я иногда думаю, что нам, детям, она тогда казалась раз в десять больше и потому вызывала у всех нас соответствующее уважение.

Мама говорила мне, что я уже достаточно рано в растерянности спрашивал, почему тот человек висит на кресте и почему все фигуры в церкви всегда выглядят очень страдающими, и отчего это стрелы воткнуты в их тела. Она объяснила мне, что они все были святыми, - с этим я в тот момент еще не слишком-то мог разобраться, не говоря уже о том, чтобы понять библейский контекст. Я это принял и смирился.

И, разумеется, я вспоминаю о том, как мы детьми в детском саду каждое утро и иногда днём вместе молились, и нам уже тогда разъяснили, кто такой милостивый Господь Бог и что под этим подразумевается. Мы должны были быть послушными, потому что иначе мы попали бы в ад или же были бы наказаны. Мы мастерили и рукодельничали в этом детском саду всегда под присмотром двух воспитательниц.

Богослужение было частью обычного распорядка дня, так же, как и молитва перед едой или сном. Этот регламентированный порядок, собственно говоря, дарил мне приятные чувства. Об этом времени у меня нет ни одного плохого воспоминания. Всё равно, что бы я ни думал об этом сейчас. Скорее наоборот.

Мою воспитательницу, которая была тогда ещё очень молода, я и сейчас время от времени вижу в своём родном городе. И она даже всё ещё меня узнаёт. У меня до сих пор есть ещё старые фотографии со времён детского сада - вместе с собранными родительскими фотографиями с отдыха и с тем, что я там смастерил в детстве. Я всегда с удовольствием ходил туда и был одним ребёнком из многих, который играл и радовался, что милостивый Господь за ним присматривает.

Мама говорит мне, что я к тому времени постоянно пел целыми днями, о чём я, разумеется, не могу в действительности вспомнить. Правда я думаю, что все мамы так говорят и рассказывают о своих детях. По большей части это скорее являло собой непонятное гудение вполголоса, которое было наскоро слеплено из пойманных фрагментов с окружающего мира и затем весело напевалось как невнятная абракадабра. Я думаю, этим обычно занимается каждый ребёнок в определённом возрасте. А потом, когда из карапуза иной раз что-то получается, в музыке или в пении, родители постоянно об этом рассказывают – просто потому, что это удачно подходит.

А ещё я помню, как в детском саду постоянно пели церковные хоралы, и мне это доставляло удовольствие. Видимо, я казался в некотором роде талантливым или, может быть, обладал очень высоким, звонким голосом, поскольку как-то я попал в церковный хор и пел с другими малышами на службах и мессах нужные местному пастору песнопения.

Таким образом, может быть, и есть доля правды в том, что я уже ребёнком любил петь. Хотя многое из того, что тогда происходило, и кануло в забвение, но я совершенно точно помню, что я, из-за непонятных теперь причин, невзлюбил пастора и, вероятно, это и стало поводом к тому, что я не пожелал больше состоять в церковном хоре.

Вероятно, невзлюбил я его ещё и потому, что он стал к тому времени для меня главным виновником того, что я больше не мог играть в песочнице со своими друзьями из детского сада, поскольку вместо этого должен был ходить на спевки. С нынешней точки зрения мне кажется это вполне убедительным. Мама говорила, что я упирался руками и ногами, только чтоб не идти туда снова.

Затем и ей пришлось согласиться с этим, и я перестал ходить в церковный хор – и на этом заканчивается мой первый контакт с музыкой. Когда я пишу эти строки, то вспоминаю многочисленные маленькие моменты, которые, вероятно, совершенно случайно и бессвязно возникают перед моим внутренним взором. И всё же я считаю важным поместить их в моё путешествие во времени, потому что тогда я действительно вошёл в первое соприкосновение с музыкой. И даже если это и было скорее случайностью, то это должно было стать важным для меня и моего развития.

Способность верить повлияла на мою жизнь так же, как и сама музыка. Обе они в эти юные годы каким-то образом, может быть, и волей случая, образовали единство. И, вероятно, уже тогда был заложен маленький и незаметный краеугольный камень для ещё только наступающего будущего.

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

Как музыка стала моим языком

Пусть у меня тут будет перевод графской книжки =)

НА ПАРУ СЛОВ…

Я думаю, каждому человеку знаком тот момент, когда

(читать дальше...)

он однажды останавливается, чтобы без спешки снова взглянуть на своё прошлое. Часто это происходит в годовщины или в те мгновения, в которых разгорается крохотное воспоминание, ради которого стоит мысленно погрузиться глубже в свою собственную историю.

В конце концов, все мы носим в себе уверенность, что наше прошлое меркнет, когда нам не удаётся его каким-то образом передать – в разговорах, рассказах или же книгах… Именно эти мысли и привели меня к мучительным вопросам: где остались мои годы и как же они смогли сделать из меня того, кем я сейчас являюсь.

И когда этому уделяют время и погружаются целиком в мысли о собственной жизни, то происходят удивительные вещи. Многое, что казалось только размытым, что едва ли можно было бы снова восстановить в памяти и прочее – кажется, что всё это произошло только вчера. Как это было тогда? Как это воспринималось? Мой первый инструмент, моя первая песня, мой первый выход на сцену? Какими были вершины, какими были низшие точки? Кем я был? Каким я стал и каким остался? Вопросы, которые, вероятно, являются одними из самых тяжелых, когда на них нужно честно ответить самому себе и дать искренний ответ на каждый из тех, в которых хотелось бы рассказать о себе.

В этой книге я захотел уделить себе это время и оглянуться на свою жизнь. Это стало путешествием во времени – моим личным путешествием, - которое старается обозначить всё, что меня определяло, формировало и то, что меня, в конце концов, характеризует. Для этого мне пришлось путешествовать дальше в своё прошлое, поскольку именно годы перед моими первыми изданиями повлияли на меня намного сильнее, чем это могло бы быть известным большинству людей. Собственно, именно эти годы и отвечают за то, что я и сегодня занимаюсь тем, что в моей жизни всегда было очень важным – моей музыкой.

Моё маленькое путешествие во времени в прошлое должно начинаться там, где появляется первый повлиявший на меня опыт. Этим событиям удалось сделать музыку языком и другом для меня. И такой музыка остаётся для меня и поныне: она мой лучший друг, который меня всегда сопровождает и который дал мне тот язык, на котором я могу себя выразить лучше всего.

Искренность и открытость – это единственные спутники, которых можно взять с собой в такое путешествие во времени. Однако в таком случае появляются противоположные вопросы – не будет ли это нечестным, когда не всё открывают без остатка в собственной жизни? Когда в защите, которую должно дать некоторым людям из собственного личного окружения – а также самому себе, - попросту отказывают? Должно ли, в самом деле, воспоминание о жизни давать ответы на все вопросы – даже самые личные и интимные? На эти вопросы каждый человек должен ответить сам для себя. Так, как это сделал и я для себя самого.

Эту книгу я написал для всех, кто сопровождал меня в жизненном пути. Моя семья, мои друзья – и мои поклонники, которые просто любят мою музыку и которые помогли мне достичь того, что меня и сейчас каждый день удивляет и поражает. И, в конце концов, я написал её для себя самого. В надежде на то, что всё, кажущееся мне сейчас призрачным, всё-таки проявится во время работы над книгой, ведь в процессе обдумывания и написания туман, может быть, немного рассеется…

Я поворачиваю время вспять, к началу. И посмотрим, что нас ждёт.

Ваш Граф

© Источник

@темы: unheilig, als Musik meine Sprache wurde, der graf, а-ахен!

---

У меня сегодня дважды при покупке некоторых вещей требовали паспорт) Подруга говорит, радуйся, хуже было бы, если б они требовали пенсионное удостоверение))

@темы: lytdybr

---

Deutsch Plus – Programme 10

Ланч-брейк в «Д Плюс»...

Ланч-брейк в «Д Плюс». Амбициозная Сюзанна Вайс хочет перейти из «Прима Плюс» на работу в высшую лигу по работе с текущими делами журналистов «Актуэлль». Нико чуть более активен, чем обычно. Он доставил посылку из Амстердама. И получил 200 марок.

Анна и Улли в столовой
Улли: Ну, что скажешь? Ты придёшь сегодня вечером?
Анна: Улли, я сегодня действительно не могу. Я...
Улли: А, ведь ты делаешь что-то для фрау Вайс или?
Анна: Точно! Смотри, здесь Нико.
Нико: Привет, Анна, привет, Улли. Здесь свободно?
Анна: Пожалуйста.
Нико: Спасибо.
Улли: Да, Нико, может быть ты что-то знаешь о проекте фрау Вайс? Телефонные звонки из России... Встречи с полицией...
Нико: Я абсолютно ничего не знаю.
Анна: Хорошо! Тогда расскажи, Нико, как поживаешь?
Нико: А, всё довольно неплохо. Сегодня вечером хочу пройтись по магазинам.
Анна: И что ты хочешь купить?
Нико: Новую рубашку... пару новых дисков... подарок для моей матери.
Улли: Ты выиграл в лотерею?
Нико: Что, прости? Я не понял.
Анна: У тебя внезапно появилось много денег?
Нико: Да, у меня есть 200 марок.
Улли: Прекрасно!
Нико: Где мне лучше взять эти вещи?
Анна: Тебе лучше пойти в торговый центр. Но магазины закрываются уже в половине седьмого. У тебя не так много времени после работы. Знаешь что, мне нужны колготки. Я пойду с тобой.
Нико: Замечательно, Анна. Это очень мило с твоей стороны.
Улли: Да, очень мило. А мне уже пора на студию. До скорого.

Ресепшн «Д Плюс» - через который несётся съёмочная группа
Шиллер: Что-то горит?!
Оператор: *показывает на кадры на экране телевизора*
Тут захват заложников. Смотрите!
Режиссёр: Пойдёмте скорее, цак-цак!
Шиллер: Вы сегодня рано закончили, фрау Дэниэлс.
Анна: Да, мы идём за покупками.
Нико: До свидания, герр Шиллер.
Шиллер: Пока
Шиллер (к Улли): Ну, герр Мишел...

Анна и Нико в кёльнском магазине
Анна: Итак, давай, что ты хочешь купить?
Нико: Хорошую рубашку.
Анна: Тогда, начнём с этого. Отдел мужской одежды тут, на цокольном этаже. Пошли!

В отделе мужской одежды
Анна: Посмотри, тебе это нравится?
Нико: Мне это нравится, но посмотри - это мне нравится больше.
Анна: Но это очень дорого. Эй, смотри, вот специальное предложение! Эти рубашки дешевле. Они тебе нравятся?
Нико: Мне нравится.
Анна: Какой у тебя размер?
Нико: 39.
Анна: Браво, Нико. Как насчёт этого?
Нико: Да, эта рубашка мне нравится. Я возьму.
Продавец-консультант: 42 марки, пожалуйста. Спасибо. Сто. (Отсчитывает сдачу). 43, 44, 45, 50, 100 марок - и Ваш чек.
Нико: Спасибо.
Анна: А теперь?
Нико: Диски.
Анна: Я не знаю, где они находятся. Нам нужно посмотреть план магазина.
Продавец: Добрый день.

У плана магазина
Анна: Давай посмотрим: цокольный этаж...
Женские вещи, нет... Первый этаж... нет. Второй этаж... Ага... Диски. Нам нужно подняться на второй этаж. Воспользуемся эскалатором. Пойдём!

Отдел мультимедиа
Анна: Вот, Нико, смотри, диски здесь. Какая музыка тебе нравится?
Нико: Мне нравится слушать классическую музыку.
Анна: Да?
Нико: Да! Она прекрасна. А тебе не нравится классика? (Находит понравившийся диск) Я возьму . Тебе понравится - романтично, волнующе, вообще супер! Я куплю этот диск и когда ты придёшь ко мне, послушаем его вместе, ок?
Анна: Ок, с удовольствием. Но не сегодня вечером. Через пол-часа я должна встретиться с фрау Вайс.
Нико: Ах, да. Ну тогда завтра!

Ювелирный отдел
Консультант: Могу я Вам чем-то помочь?
Нико: A…
Анна: Мы ищем подарок.
Нико: Да, мне нужен подарок для моей матери.
Консультант: Что именно? Браслет, брошь?
Нико: Брошь.
Консультант: Нравится ли Вам что-то из этого? Может быть это?
Нико: Нет, это мне не нравится.
Консультант: А это?
Анна: Нико, посмотри на эту брошку.
Нико: Она милая! Сколько это стоит?
Консультант: 110 марок.
Нико: Нет, это для меня слишком дорого.
Консультант: Но она сделана очень хорошо.
Анна: А есть что-то подешевле?
Консультант: Да, вот, например, эта стоит 65 марок.
Нико: Что ж, она мне очень нравится. Спасибо. Я её возьму.
Консультант: Нужно упаковать в подарочную упаковку?
Анна: Если хочешь, девушка упакует тебе Брошь... в красивую бумагу... с бантом - как там.
Нико: Да, пожалуйста.
Анна: Пожалуйста, упакуйте брошь в подарочную упаковку.
Консультант: С удовольствием.
Анна: Нико, мне очень жаль, я должна идти.. Увидимся завтра, ок?
Нико: Oк. Большое спасибо за помощь, Анна.
Анна: Да не за что. Тогда до завтра.
Нико: До завтра.
Консультант: Ваш подарок. С Вас 65 марок.
Нико: Пожалуйста.
Консультант: Большое спасибо.

Док. фильм: Schauplatz
Франкфуртом правят деньги. Более половины всех капиталистических немецких и зарубежных операций и почти четверть отечественного банковского бизнеса осуществляется здесь. С одной из самых оживленных банковских сетей в мире, финансовый сектор является одним из наиболее динамичных в немецкой экономике. Франкфурт держит абсолютный рекорд. Более 400 национальных и международных финансовых учреждений имеют здесь свои филиалы. Потому что в Евросоюз переезжают всё больше и больше иностранных финансовых институтов. Франкфуртская Биржа, как и в Токио, Лондоне и Нью-Йорке, является одним из ведущих центров мировой торговли. Три четверти всех бизнес-облигаций Германии делается тут. Около 9 миллиардов марок переходит здесь из рук в руки каждый день. Банкиры Франкфурта являются элитой города и одними из самых успешных игроков. 10% рабочей силы Франкфурта живёт за счёт денег этого сектора. И это неплохо. Большинство из них мужчины, но женщин также стремятся к росту. Франка Петерс одна из них. Она первой появляется утром на 31-м этаже и, как правило, последней покидает его вечером. Эту цену она платит за руководящую должность. Франка Петерс заместитель директора отделения крупного немецкого банка, ответственного за финансовые операции Азии. Она сделала карьеру в банковской сфере, и при этом часто встречалась с трудностями.
"Потом я услышала, что мой менеджер по персоналу сказал моему боссу, что должно быть что-то не так с моим браком, если эта женщина готова проделать такой длинный путь. Это именно то, что мне сказали! Во-первых, мне пришлось практически подписать гарантию, что я не собираюсь иметь детей, потому что я обучалась за счёт банка... а во-вторых, им показалось, что что-то неладно, если женщина готова покинуть Франкфурт на два года. Но это было давно".
Этот эксперт по Японии имеет крепкую хватку на свою работу. Большую часть времени она жонглирует миллионами марок, и несет ответственность за их передачу. Но для нее это не просто анонимные отношения.
"Через 10 лет мы будем на этом зарабатывать. После того, как помогу этому произойти. Я нахожу это интересным".

Нико в киоске
Нико: Добрый вечер.
Киоскёр: Добрый вечер. Крупный шоппинг?
Нико: Да! У меня есть подарок для моей матери и много подарков для себя самого!
Киоскёр: Почему бы нет? Кофе?
Нико: Да, с удовольствием. (Сталкивается с посетителем) О, простите. (Узнаёт человека, который передал ему пакет) Привет. Хотите тоже выпить кофе?
Мужчина: Да, почему бы и нет?
Нико: Ещё один кофе, пожалуйста. Спасибо.

Фрау Вайс и Анна в офисе комиссара Шлёмера
Фрау Вайс: Добрый вечер, Вы знаете моё имя... а это мой помощник, фрау Дэниэлс.
Шлёмер: Добрый вечер. Пожалуйста, садитесь. Итак, фрау Вайс, что я могу для Вас сделать?
Фрау Вайс: Да, знаете, я делаю фильм о наркоторговле в Кёльне, а также о методах работы полиции.
Шлёмер: Н-да, фрау Вайс - наши методы? Терпение, много терпения. Ожидание, ожидание, ожидание. Например... есть один человек... (Показывает некоторые фотографии Нико и человека на кладбище) Мы наблюдаем за ним в течении нескольких месяцев. Я уверен, что этот человек наркоторговец.
Шлёмер: Теперь у нас есть союзник. Скоро возьмём их обоих.

@темы: переводы, deutsch, deutsch plus

---

Как будто в первый раз

А вот и свеженький клип на новую графскую песню для Евровидения)



Оригинальный текст

Перевод...

«Как будто в первый раз»

Я смотрю на тебя с любовью,
Рядом с тобой я как дома.
Заключаю себя в твои объятья,
И моё сердце открывается.
После стольких лет
Я чувствую себя, как в первый день.
Я переживаю этот миг с тобой...
Как будто в первый раз

Счастье — стоять на самой высокой горе
Как будто в первый раз
Утром на синеву неба смотреть
Как будто в первый раз
Волшебство — идти по снежному миру
Как будто в первый раз
Вершину на горизонте видеть
Как будто в первый раз

Мы всегда доверяли друг другу,
Надеялись друг на друга и любили,
Никогда не летали слишком высоко,
Жили друг для друга.
Я с радостью оглядываюсь с тобой в прошлое и
Горжусь тем, что было.
Я заключаю себя в твои объятья...
Как будто в первый раз

Счастье — стоять на самой высокой горе...

Я переживаю этот миг с тобой и
Чувствую себя, как в первый день.
Я люблю тебя теперь, как и тогда...
Как будто в первый раз

Und noch: Teaser,
Fünf für Unheilig (Der Graf), das Interview ohne Fragen

А также:
День из жизни Unheilig: раз, два, три
Backstage bei Unheilig: Graf und Henning
Интервью для Bonnticket TV
Ахен... (Bilderbuch Deutschland - Aachen)

@темы: unheilig, der graf, а-ахен!

---

Продолжаю упражняться в переводах, первый рассказ из ещё одной книжечки Леонарда Тома, вот этой:

«Verlieren»

«Verlieren»
«»Потерянное»

Samstagabend, 23 Uhr
Ich gehe ins Bett und möchte noch lesen. Mein neues Buch. Ein Freund hat es mir geschenkt. Ich habe es schon angefangen, total spannend.
Aber wo ist es? Es liegt nicht auf dem Nachttisch. Ich stehe auf und suche. Auf dem Schreibtisch ist es auch nicht. Und auch nicht im Regal. So was! Na ja, egal, ich nehme ein anderes Buch, Erzählungen von Kafka, und gehe wieder ins Bett. Ich lese ein paar Seiten von "Die Verwandlung", aber ich kann mich nicht konzentrieren. Ich mache das Licht aus.

Субботний вечер, 23 часа
Перед сном я хочу ещё немного почитать. Мою новую книгу. Мне её подарил друг. Я уже начал её читать, очень интересно.
Но где же она? Её нет на ночном столике. Я встаю и ищу. На письменно столе тоже нет. И также нет на полке. Ну и ну! Ну что ж, всё равно, я беру другую книгу, рассказы Кафки и снова иду в постель. Я прочитал несколько страниц "Превращения", но так и не смог сконцентрироваться. Я выключил свет.

23 Uhr 15
Ich kann nicht einschlafen. Wo ist das Buch? Vorgestern hatte ich es doch noch. Ich habe es hier gelesen, zu Hause, nicht in der U-Bahn, nicht im Park. Ganz sicher. Komisch.

23 ч 15 мин
Не могу уснуть. Где же книга? Вчера она ещё у меня была. Я её читал здесь, дома, не в метро, не в парке. Я абсолютно уверен. Забавно.

23 Uhr 45
Ich kann immer noch nicht einschlafen. Wie heißt das Buch? Ich erinnere mich nicht mehr. Irgendwas mit "Geschichten", glaube ich, aber was für "Geschichten"? Und der Autor? Auch seinen Namen habe ich vergessen. Ein Südamerikaner, Kurzgeschichten, und auf dem Titelbild ein grünes Krokodil, das weiß ich noch. Der Rest ist weg. Es ist wie verhext!

23 ч 45 мин
Я всё ещё не могу уснуть. Как называлась книга? Я уже не помню. Что-то вроде "Рассказов", полагаю я, или "Историй"? А автор? Его имя я тоже забыл. Южноамериканец, короткие рассказы и на обложке зелёный крокодил, это я помню. Остальное как в тумане. Будто заколдовали!

Sonntagmorgen, 2 Uhr 28
Ich wache plötzlich auf. Da ist etwas in meinem Bett, direkt vor meiner Nase. Ein dunkles Ding. Ich taste vorsichtig mit der Hand. Fest, glatt, kantig. Ach so, nur ein Buch. Ich drehe mich um und mache die Augen wieder zu.

Воскресное утро, 2 ч 28 мин
Внезапно просыпаюсь. Тут что-то в моей постели, прямо перед моим носом. Тёмный предмет. Я осторожно ощупываю его. Твёрдый, гладкий, угловатый. Точно, это просто книга. Я поворачиваюсь на другой бок и снова закрываю глаза.

2 Uhr 31
Augenblick mal! Ein Buch? Das Buch ist wieder da! Ich setze mich auf und mache das Licht an und... Nein, kein grünes Krokodil, nur wieder dieser Kafka. Ich nehme das Buch und knalle es auf den Nachttisch.

2 ч 31 мин
Минуточку! Книга? Книга снова здесь! Я сажусь и включаю свет и... Нет, не зелёный крокодил, а всего лишь тот же самый Кафка. Я беру книгу и кидаю её на ночной столик.

7 Uhr 12
Ich wache früh auf. Kurz nach sieben. Zu früh für Sonntagmorgen. Aber ich weiß plötzlich, wo das Buch ist. Gestern habe ich Tennis gespielt und für die Busfahrt habe ich noch schnell ein Buch in die Sporttasche gesteckt. Der Bus war aber sehr voll, ich musste stehen und konnte nicht lesen. Das Buch muss noch in der Tasche sein.

7 ч 12 мин
Просыпаюсь рано. Чуть позже семи. Слишко рано для утра воскресенья. Но внезапно осознаю, где может быть книга. Вчера я играл в теннис и перед тем, как сесть в автобус я второпях убрал её в спортивную сумку. Автобус был битком, мне пришлось стоять и я не мог читать. Книга по-прежнему должна лежать в сумке.

7 Uhr 20
Ich stehe auf, gehe zu der Tasche und leere sie aus. Ganz unten ist tatsächlich ein Buch. Ein grünes Krokodil. Na also, der Tag fängt ja gut an. Ich will das Buch aufs Bett werfen. Das Buch fliegt durchs Zimmer, es fliegt gegen die Wand, fällt auf das Kopfkissen und rutscht auf den Boden.
Ich gehe kurz ins Bad und mache den Boiler an. So kann ich nachher gleich duschen. In der Küche trinke ich ein Glas Milch. Dann gehe ich ins Bett zurück.
Gleich ein paar Seiten lesen? Später, beschließe ich, jetzt noch ein bisschen weiterschlafen, vielleicht träume ich noch etwas Schönes.

7 ч 20 мин
Я встаю, иду к сумке и освобождаю её. На дне действительно лежит книга. С зелёным крокодилом. Ну вот, день начинается хорошо. Я хочу бросить книгу на кровать. Книга летит через всю комнату, отскакивает от стены, падает на подушку и скользит по полу.
Вскоре я иду в ванную и включаю бойлер. Теперь я могу принять душ. На кухне я выпиваю стакан молока. И только после этого иду обратно в постель.
Прочесть сейчас несколько страниц? Позже, решил я, а сейчас ещё немного посплю и может быть мне ещё приснится что-то хорошее.

9 Uhr 50
Die Sonne scheint durchs Fenster. Wunderbar! Ein neuer Tag, ein Tag voll großartiger Möglichkeiten!
Also, zuerst eine schöne Geschichte. Ich nehme das Buch vom Nachttisch und schlage es auf. Wie? Was? Wieso, "Verwandlung"?
Verdammt! Schon wieder dieser Kafka!
Aber wo ist jetzt mein... , Mensch, wie heißt er denn nun? Und wo ist er? Ach ja! Ich beuge mich vor und suche im Bett und unter dem Bett. Kein Krokodil.
Und den Namen habe ich mir auch nicht gemerkt.

9 ч 50 мин
Солнце светит в окно. Замечательно! Новый день, день, наполненный огромными возможностями!
Итак, сначала прекрасная история. Я беру книгу с ночного столика и ударяю по ней. Как? Что? Почему "Превращение"?
Проклятье! Снова этот Кафка!
Но где сейчас мой... эй, как там его зовут? И где же он? Ах, да! Я наклоняюсь вперёд и ищу в кровати и под кроватью. Нет крокодила.
И имени его я не запомнил.


9 Uhr 55
Habe ich vorhin nur geträumt? Das mit der Tasche und mit dem Buch?
Die Tasche liegt mitten im Zimmer, Tennisschuhe und Handtuch auch. Gut, das heißt noch nicht viel. Aber der Boiler im Bad ist an. Also bin ich vorhin wirklich aufgestanden. Das Buch muss irgendwo sein.

9 ч 55 мин
Неужели это был только сон? С сумкой и с книгой?
Сумка лежит посреди комнаты, теннисные туфли и полотенце тоже. Хорошо, этого ещё не хватало. Однако бойлер в ванной включён. Так что давеча я действительно вставал. Книга должна быть где-то тут.

10 Uhr 12
Jetzt beginne ich wie ein Verrückter zu suchen. Ich krame immer wieder in der Tasche, suche dann im Bett und unter dem Bett. Zwischendurch glotze ich auf den Nachttisch und auf den Boden vor dem Bett. Schließlich krame ich wieder in der Tasche. Zum Glück sieht mich niemand.

10 ч 12 мин
Теперь я начинаю искать как сумасшедший. Я снова роюсь сумке, ищу в кровати и под кроватью. Временами уставившись на ночной столик и на пол перед кроватью. В конце концов я снова перебираю сумку. К счастью, меня никто не видит.

10 Uhr 30
Ich suche immer noch. Ich suche jetzt auch im Bad und in der Küche. Vielleicht habe ich das Buch ja im Halbschlaf irgendwohin gelegt. Ich schaue auf dem Fensterbrett und in der Kiste auf dem Kühlschrank. Nichts.

10 ч 30 мин
Я всё ещё ищу. Теперь ещё и в ванной, и на кухне. Может быть, в полусне я куда-то положил книгу. Я посмотрел на подоконнике и в ящике на холодильнике. Ничего.

10 Uhr 42
Immer noch glaube ich fest: Gleich finde ich es. Gleich sage ich:"Da ist es ja! Mein Gott, natürlich!", und der Spuk ist zu Ende.
Aber ich finde es nicht.

10 ч 42 мин
Я по-прежнему убеждён: я найду её. Я говорю:"Вот это да! Боже, конечно!", и кошмар заканчивается.
Но я не нахожу её.

10 Uhr 54
Ein Fensterbrett, eine Kiste auf dem Küchlschrank, das sind irgendwie akzeptable Orte für ein Buch. Ein bisschen komisch, aber das kann passieren, früh am Morgen, wenn man verschlafen durch die Wohnung tappt. Man wundert sich ein bisschen und freut sich dann, dass das Buch wieder da ist.

10 ч 54 мин
Подоконник, ящик на холодильнике, это вполне приемлемые места для книги. Немного странно, но это может случиться рано утром, когда вы сонный бредёте ощупью по квартире. Слегка удивляешься и затем радуешься, что книга снова здесь.

10 Uhr 58
Aber was, wenn das Buch auch dort nicht ist?

10 ч 58 мин
Но что, если книга даже не здесь?

11 Uhr 02
Es gibt noch die anderen Orte. Dort, wo es eigentlich nicht sein kann.

11 ч 02 мин
Есть и другие места. Там, где её на самом деле быть не может.

11 Uhr 10
Ich weiß, das kann man eigentlich niemandem erzählen. Aber ich suche jetzt auch dort. An den unmöglichen Orten.
Ich suche jetzt auch im Kleiderschrank und im meinen Jackentaschen, ich schaue in die Sockenschublade und hinter den Sreibtisch und... ja wirklich, auch vor die Wohnungstür.

11 ч 10 мин
Я знаю, что на самом деле никому об этом не рассказать. Но всё же ищу её там. В самых невозможных местах.
Ищу в платяном шкафу и в карманах, смотрю в ящике с носками, между письменным столом и... да, действительно, вплоть до входной двери.

11 Uhr 11
Warum? Keine Ahnung.

11 ч 11 мин
Почему? Понятия не имею.

11 Uhr 13
Ich beginne mich zu fragen: Was, wenn das verdammte Buch nun wirklich im Kleiderschrank ist? Oder in der Schublade? Soll ich mich dann immer noch freuen, oder muss ich schon erschrecken? Über das Buch und über mich selbst. Wo endet die Freude und wo fängt der Horror an?

11 ч 13 мин
Я начинаю задаваться вопросом: что, если эта проклятая книга сейчас действительно в платяном шкафу? Или в ящике стола? Должен я всё ещё радоваться или уже должен испугаться? За книгу и за самого себя. Где заканчивается радость и где начинается ужас?

11 Uhr 20
Ich glaube, es gibt keine gute Lösung mehr.

11 ч 20 мин
Я полагаю, уже больше не будет хорошей развязки.

11 Uhr 32
Ach was, manchmal genügt es bei einem Problem ja, einfach drüber zu schlafen. Am nächsten Tag wacht man auf und sieht wieder völlig klar. Aber es ist jetzt Vormittag, ich bin hellwach und fast der ganze Sonntag liegt noch vor mir.

11 ч 20
Не важно, иногда для решения проблемы достаточно просто лечь спать. На следующий день ты просыпаешься и видишь всё совершенно ясно. Но сейчас утро, я проснулся и впереди ещё практически целое воскресенье.

Wochen später
Ich habe das Buch nie mehr gefunden.
Ich habe es auch nicht nochmal gekauft. Ich erinnere mich ja nicht mehr an den Titel, und an den Namen des Autors auch nicht. Ich weiß, ich kann den Freund anrufen, der es mir geschenkt hat. Ich kann ihn fragen. Aber ich will nicht mehr. Das Buch ist weg. Basta.
Ich muss oft an die Sache denken, sie irritiert mich. Ich träume sogar davon. Aber ich glaube trotzdem, es ist besser so. Besser, als eines Tages zu entdecken, dass man jemand ist, der an einem Sonntagmorgen ein wiedergefundenes Buch im Kühlschrank liegen lässt.

Неделю спустя
Я так и не нашёл книгу.
И так и не купил её снова. Я не помню ни названия, ни имени автора. Я знаю, я мог бы позвонить другу, который мне её подарил. Я мог бы спросить у него. Но я больше не хочу. Книга пропала. Баста.
Я, должно быть, часто думаю о вещах, которые меня раздражают. Они мне даже снятся. Но, я думаю, всё равно, лучше уж так. Лучше, чем в один прекрасный день обнаружить, что вы кто-то, кто однажды воскресным утром вновь нашёл потерянную книгу лежащей в холодильнике.

@темы: переводы, deutsch, leonhard thoma, die blaumacherin

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сегодня на работе встретила Серёжу Маврина с Аней.
Как водится, проходила по залу и внезапно вижу - стоят они ("Привет! =))"), на рейлинг смотрят, я даже как-то вздрогнула от неожиданности) Рассказала что да как, где что взять, в итоге дальше они пошли, собственно, с рейлингом из кухонь и нашим Лиданом (это мягкие корзиночки). Потом ко мне уже подходила одна Аня, в стоке не было нужных вещиц, но я шепнула коллеге:"Вип! =)" и круглое зеркало и вешалку-тире-полочку Хэлмарен (самой нравится!)) сняли из интерьеров)
...конечно, я надеюсь, эта работа отвезёт меня куда нужно, и надеюсь, что я буду карьерно расти там и дальше, но стыжусь, стыжусь, стыжусь себя рядом с талантливыми людьми. Для себя я всегда недостаточно хорош.

@темы: lytdybr

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра