Я теперь понимаю, почему Воденников ходит свои километры, ходит и ходит, каждый день, в любую погоду - после того, как перестал писать свои трагические стихи. Когда жизнь настолько невыносима, остаётся только ходить. Тем и спасаюсь. Жаль, что не каждый день. И скоро заканчивается сезон.
С утра сердце разгоняется до панической атаки, я на поддерживающей дозе амитриптилина из трёх четвертушек - без него не могу. Но и с ним - сонливость, заторможенность и дезориентация - где я, зачем, куда мне сейчас надо, времени не чувствую совсем... Указатели спасают. Мысль об Икее кидает обратно в глубокий траур и транс. Я уже даже готова поверить в то, что кто-то что-то сделал на то, чтоб меня там не было. Потому что не может быть ни с того внезапно вдруг такой мощной реакции именно на это место.
Завтра мне снова возвращаться туда.
С утра сердце разгоняется до панической атаки, я на поддерживающей дозе амитриптилина из трёх четвертушек - без него не могу. Но и с ним - сонливость, заторможенность и дезориентация - где я, зачем, куда мне сейчас надо, времени не чувствую совсем... Указатели спасают. Мысль об Икее кидает обратно в глубокий траур и транс. Я уже даже готова поверить в то, что кто-то что-то сделал на то, чтоб меня там не было. Потому что не может быть ни с того внезапно вдруг такой мощной реакции именно на это место.
Завтра мне снова возвращаться туда.