Расскажу вкратце, что происходит.
Работаю в "Дилявере", внезапно там нашёлся разработчик Давид - не последний человек в общине "Дор Ревии". Очень соблазнительно поговорить с ним о гиюре... Я ведь, по сути, ничего не теряю - наоборот. Меня уже не должно было быть в компании - но я осталась, и вышла на него...
Очень не хватает папы. Я крайне тяжело перенесла его смерть. Отчасти, конечно, потому что была недостаточно хорошей дочерью. Но сейчас уже можно только молиться и учиться во имя возвышения его души. Начала учить "Пиркей Авот", слушаю уроки, но вернуться а книгам и слушать музыку не могу до сих пор.
Когда-то, ещё до иудаизм, в глубокой практике мне показывали, что происходит после выхода из тела. И я была так поражена этим, этим невероятным Светом и Свободой... Да, больно нам, здесь оставшимся. Мой отец умирал крайне тяжело. В невероятной боли. И ему стало легче - боли нет. Но больно всё равно - нам.
И я не понимала, почему я вижу только первые несколько часов после смерти (возможно, земные это несколько дней) - мне кажется, дальше происходит растворение души, душ - и это и есть наше коллективное бессознательное, а кто-то - воплощается снова... Но мне сложно поверить, что больше никогда я не услышу твоего голоса, папа.
Папиным лечением занималась его старшая дочь - по вполне объективным причинам, навещал папу её муж, имеющий ключ. И в последний вечер он пришёл попоить папу молочком (есть он уже не мог), и последние его слова были, сквозь Нечеловеческую боль:"Спасибо, Мишаня".
Работаю в "Дилявере", внезапно там нашёлся разработчик Давид - не последний человек в общине "Дор Ревии". Очень соблазнительно поговорить с ним о гиюре... Я ведь, по сути, ничего не теряю - наоборот. Меня уже не должно было быть в компании - но я осталась, и вышла на него...
Очень не хватает папы. Я крайне тяжело перенесла его смерть. Отчасти, конечно, потому что была недостаточно хорошей дочерью. Но сейчас уже можно только молиться и учиться во имя возвышения его души. Начала учить "Пиркей Авот", слушаю уроки, но вернуться а книгам и слушать музыку не могу до сих пор.
Когда-то, ещё до иудаизм, в глубокой практике мне показывали, что происходит после выхода из тела. И я была так поражена этим, этим невероятным Светом и Свободой... Да, больно нам, здесь оставшимся. Мой отец умирал крайне тяжело. В невероятной боли. И ему стало легче - боли нет. Но больно всё равно - нам.
И я не понимала, почему я вижу только первые несколько часов после смерти (возможно, земные это несколько дней) - мне кажется, дальше происходит растворение души, душ - и это и есть наше коллективное бессознательное, а кто-то - воплощается снова... Но мне сложно поверить, что больше никогда я не услышу твоего голоса, папа.
Папиным лечением занималась его старшая дочь - по вполне объективным причинам, навещал папу её муж, имеющий ключ. И в последний вечер он пришёл попоить папу молочком (есть он уже не мог), и последние его слова были, сквозь Нечеловеческую боль:"Спасибо, Мишаня".